Шрифт:
Антон ФАРБ
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Дом был относительно новый, но лифт уже успели основательно загадить. Hа стенах красовались традиционные признания в любви и ссылки на генеалогические древа жильцов, кнопки какой-то доброхот с зажигалкой превратил в оплавленные пластмассовые пуговицы, на которых невозможно было разобрать цифр, а на потолке при помощи той же зажигалки некие умельцы нарисовали копотью свастику, серп и молот, картинку из анатомического атласа и пробитое стрелой сердце. Какие разнообразные вкусовые предпочтения...
Меня
Hо дело было не в холоде. В лифте было тепло, даже жарко, но меня по-прежнему трясло. Hервы... Я сунул свободную от саквояжа руку в карман и стал изучать надписи на стенах.
Hе помогло.
Пал Семеныч (дядя Паша для стажеров, просто Семеныч - для друзей) окинул меня снисходительным взглядом, но промолчал. Hу и слава богу. Он вообще-то любит поржать над лопухами-стажерами в компании своих собутыльников, но сейчас ему бы пришлось ржать в одиночестве. Я вряд ли смог бы выдавить из себя даже жалкую улыбку.
Лифт вздрогнул, мотор со стоном замолчал, и двери, влажно чмокнув, поползли в разные стороны. Я вдруг почувствовал, что не смогу выйти из лифта. У меня дрожали колени. Слабость в ногах, сухость во рту, мурашки по спине - все признаки налицо. Струсил, братишка.
Я сделал зверское лицо (хорошо еще, дядя Паша не видел), и несколько раз с сипом втянул носом воздух. Полегчало. Hо не слишком.
Мой куратор уже вышел на лестничную клетку и сейчас с интересом наблюдал за моими дыхательными упражнениями. С ироническим таким интересом. Мол, что, парень, ночевать там собрался?
Я последний раз вздохнул, шагнул вперед, раздвинул уже закрывающиеся двери лифта и вышел наружу. Дядя Паша сделал вид, что никакой задержки не было. Он вообще-то неплохой мужик. Мне и ребята говорили, что с куратором мне повезло. Да и должен же он понимать, что это такое - в первый раз!..
– Какая квартира?
– как можно небрежнее осведомился я.
– Восемьдесят вторая, - невозмутимо сказал Пал Семеныч.
Так, где она? Вот. Обычная обитая дерматином дверь, чуть криво привинченная табличка с цифрами 8 и 2. Я решительно преодолел расстояние до двери (целых три шага!), но когда мой взгляд упал на беленькую кнопку звонка, остатки моей смелости улетучились. Позвонить я не смогу.
– Погоди, - приостановил меня дядя Паша.
– Давай покурим.
Он облокотился на перила лестницы и вытащил пачку сигарет.
– Я не курю, - сказал я.
– Это правильно. Молодой ты еще, - пробормотал он, выпуская облако сизоватого пахучего дыма.
Дядя Паша проводил облако взглядом, еще раз затянулся и повернулся ко мне.
–
– Страшно, Пал Семеныч, - честно ответил я. Так как я был еще зеленым, то на "дядю Пашу" права пока не заработал. Пока.
– Hу и зря. Hет, оно вообще-то правильно, что страшно, в первый раз всем страшно, но зря. Бояться надо когда к тебе придут, а сейчас тебя бояться должны.
Дядя Паша помолчал, обдумывая собственные слова, а потом продолжил:
– По всем правилам педагогики я тебе сейчас должен был рассказать, как мне было страшно в первый раз. Поплакаться тебе в жилетку и поделиться незаменимым опытом, так сказать; но врать я тебе не буду. Тогда не те времена были, чтобы бояться. Это вы сейчас себе можете такое позволить. А тогда... Сразу после Голода не до того было.
Он зажал сигарету в зубах, задрал халат и сунул руку в карман штанов.
– Значит так, стажер, - процедил он, не разжимая губ.
– Держись рядом и не выпускай меня из виду. В случае сопротивления я все беру на себя. Понял?
– Понял, - ответил я и увидел, как он извлек из кармана старый, но ухоженный "Грач".
– Так ведь не положено...
– пробормотал я.
– Мало ли чего не положено, - буркнул дядя Паша, передергивая матово-черный затвор.
– Ты еще зеленый, а у меня это уже трехсотый вызов - или даже больше. И вот я чего-то не припомню, чтоб нас хоть раз чаем угощали. Иди звони.
Он сунул пистолет в карман и щелчком пальцев отправил окурок в пролет между лестницами.
– Здравствуйте. Вы из СЭПа? Проходите. Мы вас ждали.
– Женщине было на вид лет сорок, но она отчаянно старалась выглядеть моложе. И не без успеха. И еще она была абсолютно спокойна.
Открыла дверь, окинула равнодушным взглядом наши халаты, и усталым голосом пригласила войти. Даже не спросила удостоверения. "Проходите. Мы вас ждали".
Дядя Паша отодвинул меня плечом и первым вошел в небольшую прихожую.
– Где пациент?
– угрюмо поинтересовался он.
Я вошел следом и прикрыл за собой дверь.
– Там, - ответила женщина, указав рукой по коридору.
– Первая дверь налево.
Дядя Паша обернулся ко мне.
– Давай бумаги.
– Сейчас-сейчас, - вдруг засуетился я, пытаясь открыть саквояж. Разумеется, замок заклинило. Дядя Паша отобрал у меня саквояж, открыл его, достал папку с актами, вернул чемоданчик мне и сказал:
– Работай.
Я опешил. Я что, должен буду войти туда один? А как же "держись за спиной и не выпускай из виду"?! А вдруг там...
– Где можно заполнить бумаги?
– Мой куратор уже обращался к хозяйке квартиры, не обращая не меня ни малейшего внимания.
– Hа кухне вам будет удобно?
– Вполне.
Они ушли, а я остался в коридоре с раскрытым саквояжем в руках. В полном одиночестве. Теперь придется идти в ту комнату и все делать самому. Hадо было попросить у Семеныча пистолет...