Перед рассветом

Криптонов Василий Анатольевич

— Это всё? — вздохнула Света.

— Почти. Снаружи ещё крыльцо, но там буквально несколько ступенек.

Однако ещё до крыльца нам было суждено столкнуться с препятствием.

— Константин Барятинский! — провозгласил голос, слишком хорошо мне знакомый, чтобы надеяться увидеть кого-то другого.

Я увидел стоящего на нижней площадке Жоржа Юсупова. Выглядел он безукоризненно.

Академическая форма новёхонькая, туфли блестят, волосы безупречно расчёсаны, на губах — надменная аристократическая улыбка.

—

Георгий Юсупов, — произнёс я.

Не столько ответил на так называемое приветствие, сколько дал Свете понять, кто перед нами. И Света сообразила — переместилась мне за спину. Впрочем, Жорж на неё даже не посмотрел. Он остановился передо мной и протянул руку. Я посмотрел на неё, на Жоржа.

— Это что?

— Предлагаю забыть наши разногласия, господин Барятинский, — объявил Жорж. — После того, что случилось — о чём, полагаю, ни вы, ни я не имеем никаких резонов рассказывать кому бы то ни было — я считаю себя полностью удовлетворённым. И законы чести требуют от меня протянуть вам руку.

Вот тут я немного растерялся. Не знал, что и подумать в такой непривычной ситуации. С одной стороны, Жорж в кои-то веки говорил, как взрослый неглупый человек, и это — хорошо. С другой стороны, говорить как взрослый неглупый человек Жорж не умел физически, и это было странно.

С третьей стороны, даже взрослый неглупый человек произносил бы эти же слова другим тоном. Он говорил бы неохотно, хмурясь. Я его застрелил, всё-таки. В ответ на то, что сам он лишь по счастливой случайности не застрелил меня, но то уже вопрос десятый. И смерть отца Жоржа — тоже моих рук дело, как ни крути.

Понять такое можно. Принять такое можно. Однако так вот запросто стать другом собственного убийцы можно, пожалуй, лишь в не самом умном кино.

А Жорж улыбался и говорил так, будто речь шла о каком-то ничего не значащем недоразумении. Например, как если бы я случайно толкнул его или пригласил на танец девушку, которая ему нравится.

Будто Жорж напрочь забыл, что я на несколько дней отправил его в кому и упихал, как бочонок с огурцами, в подпол к Мурашихе. В подпол! В Чёрном городе! Да за одно это Жорж должен был с говном меня сожрать. Ну, или хотя бы попытаться.

«Это ловушка!» — вопил внутренний голос. Но ловушки я, хоть убей, не видел. И опасности не чувствовал. Мне просто протягивали руку.

Глава 13

Когда-то один уникум вот так же, как Жорж, протянул мне руку. А когда я её пожал — ощутил боль. Может, и Жорж задумал нечто подобное? Что ж, если так — переживу, опыт есть. Да и вторая рука у меня свободна. Сломаю Жоржу челюсть раньше, чем он успеет сообразить, что план провалился.

Успокоив себя такой мыслью, я пожал протянутую руку.

Предчувствие беды было до такой степени сильным, что в первое мгновение я действительно ощутил боль. Фантомную боль-воспоминание

о том, как тысячи игл вонзаются в ладонь. И левая рука дёрнулась для удара, но я вовремя её остановил.

На самом деле никакой боли не было. Была лишь сухая и тёплая ладонь Жоржа. Его открытый взгляд и полуулыбка.

— И что всё это значит на самом деле? — Я задержал его руку в своей. Сжал посильнее — так, чтобы было ясно: если захочу, то раздавлю аристократические косточки в костную муку.

— Только то, что я сказал, — улыбнулся Жорж. — Наша вражда, в том виде, в котором она пребывала до сих пор, не имеет ни малейшего смысла. А значит, мы, как разумные, здравомыслящие люди, должны её прекратить. Ну хорошо, признаю: поддерживал вражду в последнее время лишь я один. Стало быть, это я должен её прекратить. Что, собственно, и делаю.

— «В том виде, в котором она пребывала до сих пор», — повторил я.

Улыбка Жоржа сделалась шире.

— Именно так, господин Барятинский. Именно так.

Я разжал пальцы. Жорж опустил руку.

Взгляд его переместился с моего лица мне за спину.

— Не представите меня вашей спутнице, господин Барятинский?

— Не считаю нужным, — отрезал я.

— Я бы не назвал это вежливым.

— А я бы не назвал вежливым себя.

— Что ж, как вам угодно, господин Барятинский. За сим — разрешите откланяться.

Жорж и в самом деле отвесил мне неглубокий поклон. Оглядел на прощанье Свету — её босые ноги заинтересовали его, кажется, даже больше, чем свечение — и прошёл мимо нас к лестнице. Я посмотрел ему вслед. На середине пути Жорж обернулся и сказал:

— Скоро я докажу вам, господин Барятинский.

— Что именно? — спросил я.

— Что вражда бессмысленна. — И Жорж снова широко улыбнулся.

На этом диалог завершился. Я подтолкнул Свету к выходу. Когда мы оказались на крыльце, она глубоко вдохнула — так, будто на протяжении всего разговора не дышала.

— Дерьмо, — сказал я тихо. — Словами не выразить, как мне это всё не нравится.

— Я чувствую Тьму в этом человеке, — прошептала Света. — Чувствую!

— Охотно верю. Теперь понять бы, к чему всё это ведёт. Какого хрена Жорж забыл на чёрной лестнице? Он сюда сроду не заглядывал. Что он скрывает? И кто он теперь? Новый Юнг?..

— Опять ступеньки, — невпопад, угрюмо ответила Света, глядя перед собой.

— Всего-то три штуки, — улыбнулся я. — Давай, помогу.

Я спустился первым и протянул ей руки. Света, глубоко вдохнув, оперлась на них и спустилась.

Мимо привратника она прошла невидимой, держась за меня. Мне и слова не было сказано — к отлучкам господина Барятинского в любое время дня и ночи привыкли уже, кажется, все.

А возле машины возникла заминка. Я открыл для Светы дверь, но не почувствовал, что она стремится внутрь.