Перед закатом Земли (Мир-оранжерея)
Шрифт:
Словно дети, они позабыли о своих бедах. Обпившись сладкой воды и удовлетворенно рыгая, они вошли в воду ручья, чтобы омыть свои тела, хотя в ледяной воде и непросто было долго устоять. Наконец-то они почувствовали себя как дома.
Некоторое время они жили на острове в полном покое и довольстве. В этом мире вечного заката воздух был прохладен. Они изготовили себе более прочную и надежную одежду из листьев и ползучего мха, примотав им листья к ногам и рукам. Туманы время от времени накрывали их своим одеялом; потом солнце на небе начинало сиять снова,
Четверо толстопузых рыболовов выстроили себе хижину в отдалении от жилища Грина и Яттмур. Однажды ночью, когда толстопузые спали, хижина обрушилась и завалила их. После этого рыболовы спали уже только на открытом месте, укрываясь листьями и устраиваясь к своим господам так близко, насколько это позволял им сделать Грин.
Они снова вспомнили, что такое покой и довольство. Когда Яттмур и Грин занимались любовью, толстопузые скакали вокруг них и от восторга обнимались, славя ту живость, с которой играли в свою игру друг на дружке их умный и ловкий господин и его нижняя госпожа.
Над головой у них созревали и стучали семенами огромные стручки. Под ногами бегали растительные создания, чрезвычайно напоминающие ящериц. В воздухе порхали сердцевидные бабочки с огромными разноцветными крыльями, живущие фотосинтезом. Жизнь продолжалась безостановочно, не замирая на ночь, ибо солнце светило вечно. Лень правила здесь бал; всюду царил вечный и бесконечный покой.
Раз влившись в покой местного существования, люди так и остались бы в русле его течения на неизвестно сколько времени, если бы не сморчок.
– Мы не можем оставаться здесь, Грин, – как-то раз сказал он, когда Грин и Яттмур пробудились от сладкого спокойного сна. – Вы уже достаточно отдохнули и прекрасно освежились. Теперь настало время снова пуститься в путь, для того чтобы разыскать племена других людей и установить свое царствие во всем мире.
– Ты говоришь глупости, сморчок. Мы потеряли лодку. Нам так и придется остаться на этом острове. Здесь, может быть, не слишком жарко, но мы уже побывали и в гораздо более плохих местах. Позволь нам поселиться здесь и жить наконец в мире и покое.
После этого он и Яттмур отправились к вершине островка, чтобы в волю поплескаться обнаженными в естественных бассейнах, образованных квадратными каменными плитами сланца. Жизнь проистекала со сладчайшей медлительностью и ленью, Яттмур танцевала, поднимая свои прекрасные ножки, и пела мелодичные песенки пастухов: Грин был готов слушать звуки этого милого его сердцу голоса вечно днями и ночами. Вместе с этим в нем росла ненависть к зловещему звону сморчка, звучащему внутри его головы. Все более и более в этом голосе сосредотачивалось все, что было ему ненавистно.
Разговор со сморчком был прерван пронзительным криком Яттмур.
Нечто вроде руки о шести пальцах схватило ее за ногу. Бросившись в воду, Грин без труда вырвал ногу подруги из вялой растительной хватки. Подняв
– Я такая глупая, что сразу начала кричать, – извиняющимся тоном сказала ему Яттмур. – Это всего-навсего одно из тех созданий, которых толстопузые называют ползучими клешнями. Они выбираются из океана и ползают по пляжу. Толстопузые рыболовы охотятся на них, ловят, разбивают их мягкую скорлупу и едят мясо. Их мясо жесткое, но на вкус приятное.
Серые пальцы ползучей клешни были испещрены складками-морщинами, суставы были раздуты и на ощупь невероятно холодны. В руках у Грина рука-клешня медленно сжалась. В конце концов он выбросил клешню на пляж, где та поспешно уползла в ближайшие кусты.
– Ползучие клешни выбираются из океана и закапываются в песок на острове. Я сама это видела, – сообщила ему Яттмур. Грин ничего не ответил.
– Тебя что-то тревожит? – спросила тогда она его.
– Нет, – ровным голосом ответил он, не желая посвящать Яттмур в планы сморчка, который настаивал на том, чтобы они поскорее снова двинулись в путь.
Опустившись на землю, он по-стариковски подпер руками подбородок. Тоже испытывая волнение, Яттмур подавила в себе волну чувств и вернулась к купальням. Однако с того времени она стала замечать, как отдаляется от нее Грин и как замыкается он в своих мыслях; она догадывалась, что причиной этому является сморчок.
Грин проснулся рядом с Яттмур от голоса неугомонного сморчка в своей голове.
– Ты уже погряз в лени, Грин. Тебе просто необходимо чем-нибудь заняться .
– Здесь нам спокойно живется, – сонно возразил Грин. – А кроме того, как я уже говорил, у нас больше нет лодки, на которой мы могли бы добраться до материка.
– Не только в лодке можно перебраться через океан, – возразил ему сморчок.
– Сморчок, довольно тебе демонстрировать свой ум, ведь ты едва не убил нас своими выдумками. Оставь нас в покое. Нам хорошо тут живется.
– Вам хорошо живется, это так! Скоро, если все так и будет продолжаться, вы пустите здесь корни и на руках у вас вырастут листья. Грин, ты еще не познал жизнь как следует! Уверяю тебя, что все прелести знания и власти откроются тебе, стоит только немного напрячь силы и двинуться им навстречу.
– Замолчи! Я знаю, к чему ты клонишь!
Вскочив на ноги, он пустился бежать, как будто от сморчка было возможно скрыться. Потом, крепко схватив нарост гриба на своей шее, он сильно дернул его, пытаясь вырвать с корнем. Напрягая силы, он мысленно ненавидел сморчка всей душой – безо всякой пользы, потому что голосок гриба продолжал звенеть в его голове.
– Если окажется, что по каким-то причинам ты не в силах стать моим равноправным партнером, тебе придется страдать, потому что в таком случае я сделаю тебя своим рабом. Дух познания и открытия нового мертв в тебе; вероятно, ты лучше будешь реагировать на простые приказы, чем действовать, принимая самостоятельные решения.