Передача лампы

Раджниш Бхагаван Шри

Этот логик изобрел новое слово — потому что нет ни одного слова между «да» и «нет». Оба дают определенность: одно дает положительную определенность, другое дает отрицательную определенность. Он изобрел слово по. Даже звучание «по» забирает всю определенность. Вы начинаете задаваться вопросом: «Что ты имеешь в виду — да или нет?» — и он говорит: «По», — ни да, ни нет или же и да, и нет вместе.

Жизнь постоянно движется, меняется. Это диалектика между да и нет, положительным и отрицательным, днем и ночью, жизнью и смертью.

Махавира двадцать пять столетий тому назад уже использовал слово съят.

Если вы спрашивали его, существует ли Бог, он говорил: «Возможно». Но разве это ответ? Бог либо есть, либо нет — это наш ум, то, как нас научили. Если вы спросите кого-то: «Ты там, в комнате?» И он ответит: «Возможно», — что вы из этого поймете?

Когда Махавира говорит «возможно» — это ближе к реальности, потому что тело человека может быть в комнате, а его может не быть, его ум может находиться за миллионы миль. Как он может сказать «да»? А как же ум? Как он может сказать «нет»? А как же тело? Он говорит «возможно», он оставляет это вам — что это нечто, что не может быть заключено в рамки утверждения или отрицания. И то и другое должно использоваться вместе.

В начале этого века ученые были очень уверенными — фактически, это было одной из характеристик науки. Философия — это все расплывчатое, религия — это просто вымысел, наука — это определенность. Два плюс два всегда равно четырем. Но так было в начале этого века, и в предыдущем веке наука очень фанатично относилась к определенности, потому что она была лишь поверхностной, она еще не проникла вглубь. Теперь она проникла вглубь, так глубоко, что, чтобы осмыслить ее, вам придется отточить свой разум.

Бертран Рассел написал одну из самых важных книг по математике, «Принципиа Математика», и вы можете понять, как сложен этот предмет. Двести шестьдесят пять страниц посвящены доказательству того, что дважды два действительно четыре. Двести шестьдесят пять страниц — большая книга, которую никто не читает, которую практически невозможно читать, она только для математиков.

Даже Бертран Рассел не мог написать ее один, потому что не был математиком — он был философом, и у него были философские идеи, касающиеся математики, поэтому ему пришлось работать в сотрудничестве с одним математиком, Уайтхедом, который тоже был философом и мог понимать как философию, так и математику.

Оба на протяжении нескольких лет работали вместе, чтобы написать «Принципиа Математика» — которую никто не читает. Два гения зря потратили годы. И можно видеть потери: «дважды два равно четыре» требует двухсот шестидесяти пяти страниц напряженной логической аргументации. Книга была написана в начале века. Она больше не актуальна.

Они проделали тяжелую работу. Вы просто знаете, что дважды два — четыре, они же усердно трудились, чтобы доказать это со всех сторон. Но теперь новые математики говорят, что дважды два не равно четырем, иногда это может быть пять, иногда это может быть три — когда как.

Их аргументация очень глубокая, но очень ясная. Их аргументация такова: то, что дважды два дают число четыре, традиционно оставалось абсолютно определенной истиной, потому что вы забыли одну вещь — что эти числа не существуют, они воображаемые. Два стула плюс еще два стула — это реальность, но два плюс два…? Потому что вы никогда не встречались с математическим числом… Мистер Один идет на рынок? Вся математика является воображаемой.

Новые математики пытаются вернуть ее к реальности, но тогда возникает проблема.

В реальности две вещи не являются точно одинаковыми. Разве могут быть четыре абсолютно одинаковые вещи? Например, две женщины плюс еще две женщины: вы не можете сказать, что их четыре, потому что все четыре уникальны. Соединить этих четырех уникальных персон значит принять как данность то, что каждому дается один символ, — а это неверно.

В реальности все варьируется. Иногда один человек может быть равен целому миру: Сократ, Гаутама Будда, Альберт Эйнштейн могут поодиночке быть равны целому человечеству или, возможно, больше, потому что остальное человечество не вложило ничего, а этот человек в одиночку способствовал великому пониманию сущего. Вы не можете считать его как единицу, равную любой другой, вы неправы, вы не думаете о качестве.

Но тогда возникают трудности. Поэтому они говорят, что для обычного употребления на рынке дважды два — по-прежнему четыре, но для экстраординарного использования дважды два может быть пять, может быть три, может быть сколько угодно — всегда по-разному. Старой математики больше нет, старой определенности больше нет.

Геометрия Евклида была определенной, в этом была ее красота. Не было вопроса неопределенности, толкования были ясными. Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия. Но это все абстрактно. Если вы на самом деле хотите получить прямую линию, то не сможете.

Так что сейчас главенствует неевклидова геометрия, которая утверждает, что прямых линий не существует, потому что вы можете нарисовать прямую линию на полу, но пол — это часть круглой Земли. Если вы продолжите свою прямую линию в обе стороны, то рано или поздно вы придете к точке, где она образует окружность. Если прямая линия в итоге образует окружность, значит, она не была прямой, это была дуга, часть окружности; просто эта часть была так мала, а окружность так велика, что вы приняли заблуждение за определенность.

Прямых линий не существует. Все евклидовы построения были опровергнуты. В абстракции они верны, но в реальности они невыполнимы, а современная наука старается быть все ближе и ближе к реальности.

Вот почему я говорю, что она подходит очень близко по многим вопросам и соглашается, не зная о том, с мистиками, потому что мистики тоже пытались приблизиться к реальному, не воображаемому. Они двигались к реальному иным путем. И когда они приходили к реальному, то либо становились безмолвными — потому что говорить что-то кажется неверным, либо говорили такие вещи, как Махавира: «Возможно, это так, возможно, не так», — утверждая одновременно положительное и отрицательное, что в обычной ситуации приведет в замешательство.

Махавира не мог оказать влияния на многих людей, и основная причина заключалась в том, что он появился на двадцать пять веков раньше своего времени. Эйнштейн понял бы его. Махавира не был математиком, но то, что он говорит, по сути то же самое — теория относительности. Глупо говорить, что кто-то высок, пока вы не скажете, в сравнении с кем, потому что нет такого качества, как высокость, — только в сравнении. С ним нужно сравнить какого-нибудь пигмея, тогда он высокий.

Есть древняя поговорка: «Верблюды не любят ходить в горы». Я не знаю, что об этом думают верблюды, но это точно: в горы они не ходят. Они ходят в пустыни, где нет гор. Но люди, сложившие поговорку, знали лучше. Верблюды не любят ходить в горы, потому что когда они приближаются к горам, то чувствуют себя неполноценными, у них возникает комплекс неполноценности.