Переговорщик
Шрифт:
– Не беспокой его!
– сказала она племяннику, увлекая за собой.
Спустя непродолжительное время Майкл вынырнул из забытья, и сразу же почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Старик раскрыл глаза и к немалому своему удивлению узнал в сгорбившемся возле кровати человеке Джимми, сидящего на табурете, который до него занимал шериф Браун. Поймав взгляд Майкла, юноша не отвел глаза и не опустил голову, как он это обычно делал в таких случаях, а напротив стал пристально всматриваться в лицо старика.
– Джимми...!?
– только и вымолвил пересохшими губами удивленный Майкл.
Глаза Джимми наконец встретились с глазами старика, и хоть в комнате был полумрак, их зрачки безошибочно каждый нашли себе пару. Боль, владевшая телом Майкла, как-то незаметно отступила, и он вновь услышал хлопанье крыльев диких голубей, облюбовавших для своих гнезд высокие стропила под сводчатым потолком центрального зала старой церкви...
Голуби селились здесь давно. Еще с тех времен, когда преподобный
Расположенный в живописном месте, монастырь, до войны бывший популярной достопримечательностью в округе, куда стекалось не только немало прихожан из близ лежащих небольших городков и поселков, но и множество туристов, приносил монашеской общине неплохой доход, позволявший содержать не только церковное хозяйство, но и поддерживать приходскую школу для малоимущих и небольшой госпиталь при монастыре. Постоянный поток людей, добиравшихся сюда на машинах или на автобусах, не давал монахам чувствовать себя оторванными от внешнего мира. Но после войны все изменилось. Города пришли в упадок, поселки исчезли вовсе, и поток прихожан иссяк. Людям было не до проповедей. Да даже пожелай они добраться до монастыря - где сейчас взять исправную машину, а если таковая все же и найдется, то необходимо еще раздобыть для нее топливо. Большинство монахов разбежалось, и в монастыре остался лишь старый настоятель, до конца веривший, что люди рано или поздно вернутся сюда, да пара послушников, пока еще не знавшие по молодости лет, что им искать за монастырскими стенами. Одним из этих послушников и был Валентайн. Тогда он еще не понимал, как им повезло. До этих глухих мест не дошла радиация, не докатились толпы обезумевших беженцев с голодными бунтами и неизбежными эпидемиями, не добрались разъяренные банды, сеющие убийства и всевозможные пороки. О мире молодые послушники знали лишь из слов старого настоятеля. Том мире, которого уже давно не было. Может, это было и к лучшему? Когда старик умер, Валентайн и его товарищ похоронили его на монастырском кладбище, располагавшемся сразу же за церковью. Там покоились все ушедшие в мир иной монахи. Потянулись однообразные дни, наполненные заботой о небольшом огороде, снабжавшем послушников едой, хозяйственными делами и хлопотами, связанными с подготовкой к зиме. Зимы в этих широтах хоть и были мягкими, но все равно по ночам приходилось как-то обогреваться, к тому же для двоих человек просторные помещения церкви были великоваты, и тепло в них не задерживалось. Однажды товарищ Валентайна тяжело заболел. По зданию церкви зимой гуляли сквозняки, и подхватить простуду было нехитрым делом, но если где-нибудь в городе вылечить ее не составило бы особого труда, то здесь, в оторванном от мира монастыре легкая хворь быстро переросла в тяжелое воспаление легких. Валентайн старался как мог выходить товарища, но то ли те старые медикаменты, что еще оставались в монастыре с довоенных времен потеряли свою силу, то ли Валентайн по незнанию как-то не так их применял, но больной быстро угасал и несмотря на все усилия Валентайна через месяц мучений скончался. Валентайн похоронил его рядом с преподобным, потратив почти целый день, чтобы вырыть в мерзлой земле достаточно глубокую могилу. Это была последняя дань, которую он мог преподнести своему умершему товарищу. Теперь, в полном одиночестве, он все чаще вспоминал старого настоятеля. Вера того, что храм когда-нибудь возродится, была столь сильна, что передалась самому Валентайну, и теперь только она не позволяла ему не потерять рассудок от одиночества. И вот однажды его долготерпение наконец-то было вознаграждено. Прав был старый настоятель, тысячу раз был прав! Валентайн был уже немолод, когда впервые после долгого перерыва в церковь вновь пришли люди, нарушив его одиночество. Это были жители небольшого городка Карвел, которые умудрились с успехом противостоять хаосу послевоенного времени и сохранили частичку того жизненного уклада, который был свойственен давно канувшим временам. Может, потому, что этот город был точно также оторван от остального мира, как одинокий монастырь? Но, так или иначе, в Валентайне жители Карвела признали святейшего наставника, и хотя он не был возведен в сан по всем церковным правилам, волею божьей принял на себя роль проповедника.
Обычно по воскресеньям детишек и сопровождавших их взрослых на службу привозил старый автобус, который с натугой взбирался к одинокому монастырю по петляющей между холмами узкой дороге. Хотя в этих местах и слыхом не слыхивали о работорговцах
В этот день, выдавшийся на удивление солнечным, было все как обычно. На вершине холма, где располагался монастырь, воздух был особенно прозрачен и чист. Внизу у подножий соседних холмов утренняя дымка еще путалась бледными клочьями между ветвей деревьев, но здесь наверху трава уже сбросила искры росы, и наполнявшая воздух влага рождала огромную арку радуги, перекинувшуюся с одного холма на другой.
Заслышав знакомый звук пыхтения двигателя старенького автобуса, Валентайн вернулся в церковь и позвал своего помощника:
– Рид! Где ты?!
Никто не отозвался. Преподобный покачал головой. Вот ведь Господь послал помощничка! Вроде и не ленивый парень, толковый, но немного рассеянный и неуклюжий. Месяц назад Рид появился возле монастыря. Сказал, что странствует уже очень долго. Идет с севера. За спиной нес небольшой, но увесистый рюкзак. Сказал, что всюду обезлюдевшие места и что монастырь - это первое обитаемое пристанище, которое ему встретилось. Странно, конечно, что парень путешествует в одиночку. И к чему это ему? И откуда он идет? Впрочем, странностей сейчас полным полно, а скрасить одиночество обществом этого паренька - такого случая Валентайн не хотел упускать, потому и не стал надоедать парню назойливыми расспросами, чтобы не отпугнуть его. С виду приличный молодой человек с располагающей внешностью, и преподобный не имел ничего против, чтобы тот остался в монастыре на какое-то время. Рид вызвался помогать старику по хозяйству, и поначалу Валентайн даже обрадовался этому, но теперь засомневался - так ли уж ему нужен помощник. Но парень ему нравился. У Валентайна по причине отшельничества не было семьи, а значит не могло быть ни детей, ни внуков. А каждый человек, оглядываясь на склоне лет на прожитые годы, в конце концов приходит к выводу, что потомки или, на худой конец, ученики - вот то самое лучшее, что может оставить после себя человек. Вот и понадеялся втайне Валентайн, что Рид, быть может, станет его учеником, с которым преподобный сможет поделиться опытом и мудрыми наставлениями.
Валентайн вышел в галерею, опоясывающую центральный зал, надеясь повстречать там спешащего Рида, но галерея оказалась пуста. Огрубевшие подошвы ссохшихся башмаков преподобного гулко застучали по каменному полу, когда Валентайн, подобрав края сутаны, одетой им поверх обычной одежды по случаю воскресной службы, пошел по галерее, опоясывающей центральный зал церкви, к кельям послушников. Все кельи сейчас пустовали кроме той, что пожелал занять Рид. Поначалу Валентайн предложил ему угол в тесной пристройке, где обитал сам преподобный - там была печь, и места для двоих хватало с избытком, но Рид предпочел монастырскую келью.
Отсчитав три двери, Валентайн постучал в четвертую.
– Рид! Автобус уже подъезжает, а ты еще свечи не расставил!
Валентайн прислушался. За дверью раздался какой-то непонятный то ли шорох, то ли треск, затем послышались шаги. Дверь скрипнула, и в приоткрывшейся щели показалось лицо Рида.
– Преподобный, извините, я сейчас.
Рид хотел тут же прикрыть дверь перед самым носом Валентайна, что показалось преподобному крайне неучтивым жестом, и он задержал дверь, упершись в нее ладонью. Заглядывая через плечо юноши, Валентайн раздраженно спросил:
– Что там у тебя? Ты не один?
– Нет, я...
Валентайн, преодолев сопротивление Рида, распахнул дверь и вошел в келью. Рид вынужден был посторониться, замерев у входа в келью за спиной преподобного. Валентайн стал озираться по сторонам. Ничего необычного. Обычная тесная келья. В островерхое узкое окошко проникал скудный свет, вычерчивая тенями на стене квадраты грубо обработанных камней. На низкий топчан, обустроенный под ложе, накинуто плотное одеяло, что дал Риду сам преподобный. В углу лежал походный рюкзак, который был при Риде, когда он заявился в монастырь. Клапан рюкзака оттопырился и из-под него выглядывал черненый металл. По стене из нутра рюкзака поначалу неприметный, но замеченный Валентайном по отогнувшемуся краю рюкзака, тянулся тонкий провод. Проследив его взглядом, преподобный увидел, что тот выходит в окошко, перегибается через металлический кронштейн, втиснутый в трещину между камнями, и заканчивается на торце изогнутой толстой проволоки, свешивающейся вниз.
– Рид, что это?
– растерянно спросил Валентайн, начиная поворачиваться к Риду.
– Извините, преподобный...
– голос Рида прозвучал неожиданно близко. Сильная рука парня вдруг перехватила голову старика и резко отогнула назад. Валентайн онемел от страха, заметив перед глазами сверкнувшее в луче солнца стальное лезвие. Оно моментально исчезло из поля видимости, и преподобный, понимая, что должно произойти следом, дернулся, пытаясь кричать. Боли он не почувствовал, но вместо своего крика услышал лишь какое-то противное бульканье. Что-то горячее потекло под одежду, шею внезапно пронзила резкая боль, и Валентайн повалился на пол.