Перехват инициативы

Самаров Сергей Васильевич

– Где-то я уже слышал сегодня это прозвище, – сказал вдруг полковник очень серьезно и посмотрел на меня внимательно. – Уж не в разговоре ли с твоей женой, капитан?.. Она сказала, кажется, что ты с Берсерком в деревне.

– Она правильно сказала, – согласился я. – Только там со мной был другой Берсерк, но с похожим характером...

– Алабай?

– Да, мой собак...

– Что значит – «похожий характер»? – поинтересовался генерал-лейтенант. – Вершинин любит «собачиться»?..

– Спокойный, чувствующий в себе силу. Но если его обижают или даже просто поступают несправедливо с ним или с теми, кого он любит, он становится настоящим берсерком. Пес способен за несколько секунд

убить любого противника. Восемьдесят килограммов сплошных мышц, ярости и ни грамма страха, полное равнодушие к боли и отсутствие простого чувства самосохранения, свойственного любой другой собаке. Понимаете, вот, к примеру, немецкая овчарка – тоже собака хорошая, легко дрессируется, верная... Но, если говорить военными категориями, овчарка никогда не бросится, скажем, на танк, чтобы защитить от него хозяина. А алабай бросится, будучи уверенным, что он хозяина спасает... И на танк, и на самолет... Роман Берсерк из той же, похоже, породы. Он неукротим, всегда, в любой мелкой ситуации готов умереть, но не сдаться, не стерпеть обиду и несправедливость... И из-за этого часто попадает в бытовые неприятности...

– Он плохой спецназовец, – холодно прокомментировал полковник Мочилов.

Конечно, со своей точки зрения полковник был прав. Одно из главных качеств хорошего спецназовца – умение мимикрировать, приспосабливаться к обстоятельствам, терпеть и боль, и унижение для того, чтобы потом победить. Но я не совсем верно, видимо, обрисовал характер Романа, оттого и создал неверное мнение о нем. И постарался исправить свою оплошность.

– Нет, он был хорошим бойцом и обладал достаточным разумом, чтобы управлять своими эмоциями. Наверное, и сейчас такой же... Следует разделять умение применять военную хитрость и неукротимость нрава. Он видел разницу и действовал всегда правильно... И имел за это боевые награды... Но я понимаю, с какой точки начинается наш разговор... Это вчерашнее избиение ментов. Вот пример проявления характера берсерка.

Я вытащил из кармана диктофон, сначала включил, потом добавил громкость. Сам я этот разговор уже прослушал и четко определил все происходящее. Полковник Мочилов, как офицер спецназа, тоже все понял. Только один генерал-лейтенант поморщился.

– Что там происходит?

– Капитан Стаднюк попытался ударить Вершинина. Тот, надо отдать ему должное, правильно просчитал будущие действия милиции и подготовился к встрече. Во-первых, включил диктофон, во-вторых, спрятал под рукавами алюминиевые уголки, которыми и защищался, и бил. А в результате капитан уголовного розыска ударил не в лицо Роману, а в острое ребро уголка, и получил три перелома в кисти. Потом ударил Вершинин и сломал челюсть второму менту. Кстати, о предусмотрительности Вершинина... Он попросил охранника фирмы, в которой работает, понаблюдать за происходящим через окно, заклеенное зеркальной пленкой. Охранник готов дать свидетельские показания, что менты начали бить Вершинина, и он вынужден был защищаться. Вплоть до того, что готов написать заявление в прокуратуру...

– Это дело ментовское, и нас оно почти не касается, – сказал генерал-лейтенант вяло, словно отмахнулся. – Нас интересует другое... Нас интересует утренний расстрел машины. Если вы в курсе последующих событий, то должны быть в курсе и предыдущих. Что сам Вершинин говорит об этом?

Я понял, что у ГРУ нет желания сдавать Романа ментам, но есть какой-то свой, непонятный мне интерес. И он останется мне непонятным до конца. Насколько я был знаком с системой работы Главного разведывательного управления, то был уверен, что полностью информацию о причине интереса мне никто не выложит. Если бы еще дело это проходило через спецназ ГРУ, тогда полковник Мочилов вполне

мог бы посвятить даже отставного офицера спецназа в какие-то отдельные моменты, которые были не ясны ему самому. Вдруг да выплывет нечаянная подсказка. Спецназ из всех управлений военной разведки наименее засекречен. А когда при разговоре присутствует и даже направляет его какой-то посторонний генерал-лейтенант, значит, всего не знает даже полковник Мочилов.

Я подробно передал все, что говорил мне сам Роман. От начала слежки, то есть от того момента, когда он слежку обнаружил, до развязки. Не забыл упомянуть и про лицо, которое показалось Роману слегка знакомым. И даже то не упустил, что рассмотреть лицо в зеркало заднего вида практически очень трудно даже в стоящей машине.

– Да, долго же вы с ним по телефону беседовали, – заметил полковник с легкой усмешкой.

– Юрий Петрович, – приказал генерал-лейтенант, – передайте фотографии...

Мочилов вытащил из стола целую пачку фотографий и положил передо мной.

– Я понимаю, капитан, как трудно по телефону показать фотографии, но ты попробуй, вдруг да получится... Пусть Вершинин поищет здесь знакомые лица...

– Я постараюсь, – пообещал я твердо. – Телефон – штука универсальная... Можно вопрос, товарищ генерал?

– Слушаю. – Генерал-лейтенант поморщился. Похоже, он не любил отвечать на вопросы, больше привык задавать их сам. – Только побыстрее, потому что у меня время ограничено.

– Вчера менты прислали в ГРУ запрос по поводу Вершинина. Им что-то ответили?

– Ничего.

– Но я не совсем понимаю ситуацию... Пока представляю, что бывший мой солдат в данный момент нужен ГРУ... Я даже не спрашиваю, для каких целей, но он вам нужен... Это так?

– Предположим...

Должно быть, генерал считал плохими разведчиками тех людей, которые отвечают на вопросы конкретно.

– В таком случае необходимо каким-то образом срочно «замять» дело с ментами... Если он попадет к ним в руки, то не вырвется живым. Менты не любят, когда их калечат.

– Как ты видишь проведение такого мероприятия? Практически? – спросил полковник Мочилов. – Это при советской власти можно было позвонить и все утрясти... Сейчас не получится.

– Я пока ничего не вижу. Я просто хочу сам к ментам заглянуть и поговорить... Так сказать, разведка боем. Могу я в этом случае представиться офицером ГРУ? Пусть и отставным.

– А почему бы и нет? – спросил генерал-лейтенант и посмотрел на полковника. – Пусть сходит... Только нам необходимо будет знать результат...

– Естественно, я доложу.

– Тогда действуй! – генерал встал, протянул мне, сидящему, руку на прощание. Встал и полковник, как положено, но меня генерал придержал второй рукой за плечо, не давая подняться. Он ушел.

– Кто это, товарищ полковник? – спросил я Мочилова.

– Генерал-лейтенант Спиридонов, начальник агентурного управления.

Это совсем уже удивило меня.

– А ему что от Вершинина надо! – не спросил я, а просто удивился, что такая значительная фигура в разведке интересуется простым солдатом-срочником, к тому же уже два года как отслужившим свой срок.

– Лучше бы сам спросил... Мне генерал не докладывает, – мрачно ответил Мочилов, больше меня привыкший к обстоятельствам, когда ему приходится выполнять какую-то работу, не зная и не понимая ее сущности.

У меня в чехле на поясе подал голос «мобильник». Подошло уже время жене со мной пообщаться, и как-то не хотелось обманывать ее в присутствии полковника.

– Извините, товарищ полковник, – встал я. – Я в коридор выйду, с женой поговорю...

Я вытащил трубку, но дойти до двери не успел, потому что глянул на определитель. Это звонил Роман Вершинин.