Перекрестки русского авангарда. Родченко, Степанова и их круг
Шрифт:
И его «Танец» уже не работа в духе Мира искусства, в духе символизма. Вихрь движения, пересекающиеся формы намекают на следующий этап – футуризм и кубофутуризм.
Композиция «Две фигуры», также представленная на выставке «Магазин», четче выстроена, она ближе аналитическим принципам кубизма. Основная пластическая задача – показать взаимодействие пространства и фигуры человека. Пересекающиеся плоскости местами переходят в более мелкие детали и поверхности, образующие подобие двух стоящих фигур. Возможно, мужской и женской.
Французские живописные новации можно было освоить в коллекции Щукина. А знакомство с художниками в студиях Юона и Леблана дало новые впечатления, знание о следующих шагах искусства. Сам процесс развития живописи представлялся как постоянное совершенствование мастерства и изобретение все новых и новых живописных систем и техник.
Родченко уже не одинок
Конверты писем Родченко и Степановой друг другу. 1916–1917 гг.
Видимо, в самый последний момент Степанова подает заявку на участие в выставке «Художественной индустрии» в галерее Лемерсье (декабрь 1915 – январь 1916). В каталоге рядом с именами Михаила Врубеля, Аполлинария Васнецова, Александра Головина, Саввы Мамонтова с декоративными проектами и авторской керамикой из Абрамцевских мастерских, именами художников следующего поколения: Георгия Якулова (декоративные эскизы), Александры Экстер (рисунки платьев и абажуры), Ивана Пуни («модели дамских туалетов в силуэте современной моды» и аксессуары) в конце приписаны две работы Степановой под названием «Панно». Мода, создание костюмов и рисунков для ткани, декоративное искусство, – все это интересовало Степанову и позже.
До переезда в Москву Родченко и Степанова жили в разных городах.
20 марта 1915 г. Фрагмент письма к Степановой из Казани в Кострому:
«На днях начинаю работать. Да, я нашел что писать, и если я сумею то, что думаю, что это будет очень ново и дерзко. Я освобожу живопись (даже футуристическую) [от того], чему она до сих пор рабски придерживается. Я докажу свои слова. Я предпочитаю видеть необыкновенно обыкновенные вещи и т. д. Эту идею я осуществлю. Нашел путь единственно оригинальный. Я заставлю жить вещи как души, а души как вещи… Я найду грезы вещей, их души, их тоску о далеком, их сумеречную грусть. Я найду в людях вещи… Людей заставлю умереть для вещей, а вещи жить. Я людские души вложу в вещи и вещи станут душами…» [20]
20
Александр Родченко. Опыты для будущего. – М.: ГРАНТЪ, 1996 (далее – Родченко, 1996)
В. Степанова. «Король Леандр Огненный». Портрет А. Родченко. 1916
В. Степанова. «Царица Луны». Авторпортрет. 1916
А. Родченко. Цирк. 1915.
Вещи – это не только окружающие предметы, но и вещи, представленные в картинах, вещи как сами живописные работы. Слово «натюрморт» тут относится не столько к рисованию обычной постановки, сколько к коллажу, причем из необычного материала – обоев. Эти вещи Родченко назвал «Натюрморт (обои)» – светлый, темный и т. д. Для придания иллюзорности в этих наложенных поверх друг друга фрагментах обоев с разным рисунком он затеняет края, подчеркивая многослойность композиции. Настоящая кубистическая штудия в технике коллажа.
Вторая часть выставки «Магазин» – это абстрактно-геометрическая графика. Ни одной линии, проведенной от руки. Все вычерчено тушью, по линейке и циркулю. Есть композиции, в которых преобладают только циркульные линии, есть – состоящие только из прямых. Они беспредметны, орнаментальны, декоративны. Немного напоминают виньетки. В их родословной угадывается
Эту тенденцию уловил искусствовед и критик Яков Тугендхольд в своем обзоре выставок 1916 года. Он не пропустил и выставку «Магазин». Очень неодобрительно отозвался о попытках русских художников отойти от национальных корней. Не стоит следовать за Пикассо, превращая картину в геометрическое исследование композиции и используя коллаж из реальных материалов, включая реальные деревянные или железные детали в контррельефах Татлина: «Нельзя магазин железа превращать в художественный храм». Но при этом провидчески написал: «Такова железная логика футуризма, все более и более приводящая его от искусства художнического к искусству инженерному» [21] . Действительно, многих упомянутых выше художников – Малевича, Экстер, Розанову, Веснина, Татлина – сегодня мы считаем причастными к рождению российского дизайна.
21
Я. Т-дъ. Художественные вести. По выставкам. – Русские ведомости, апрель 1916.
В кругу аналитических кубистических композиций, динамичных кубофутуристических работ, рельефов Татлина эта линейно-циркульная графика смотрелась совершенно естественно, органично, как еще один вариант, авторская версия того пути, который позднее приведет художников к геометрической абстракции, минимализму, новой архитектуре и дизайну.
«Я сделаю вещи, которым не будет названия, и их очарованию не будет конца» [22] .
Все эти изобретенные системы и приемы работы – не что иное, как авторские художественные программы, авторские композиционные системы, которые в современной цифровой культуре оказалось нетрудно перевести в формат графических программ и «стилей». Понимая здесь под «стилем» не исторические стили, а именно стилистические имитации средствами компьютерной графики. Формализация этих авторских композиций возможна, поскольку подобные произведения всегда создавались как серии, что предполагало наличие внутренней логики, алгоритма, а также определенного повторяющегося типа элементов в композиции. У Малевича – это плоские цветные прямоугольные или квадратные формы, разлетающиеся в бесконечном белом пространстве. У Родченко – это пересекающиеся геометрические контуры, очерченные циркулем и линейкой. У Татлина – изгибающиеся плоскости из металла в сочетании с геометрическими объемами и поверхностями с различной фактурой реальных материалов.
22
Родченко, 1996, с. 32. (14 октября 1915 г., окончание дневника, обращенное к В. Ф. Степановой).
«Малевича вещи мне нравились больше других, кроме, конечно, Татлина. Они были свежи, своеобразны и не похожи на Пикассо. Но сам Малевич не нравился. Он был весь какой-то квадратный, с бегающими неприятными глазами, не искренний, самовлюбленный, туповато односторонний. Подошел ко мне и сказал:
– Вы здесь единственный, но знаете ли, что Вы делаете?
Я ответил: “Не знаю!..”
– Знаете, что все, что они делают, старо и подражательно. Все это уже кончено. Идет новое, наше русское. И я делаю его, приходите ко мне, а у Вас интуитивно оно уже есть, оно носится в воздухе! – и дал адрес. Я часто ходил к Татлину и очень его уважал и считал тогда, как и теперь, за талантливого мастера, а потому рассказал ему все про Малевича.
Он ответил: “Не ходите к нему!”
И я не пошел» [23] .
Татлин был в этот момент образцом художника, мастера, наставником для Родченко. Он был старше на шесть лет, уже участвовал вместе с Малевичем и другими художниками русского авангарда в радикальных выставках. Да и житейский опыт был больше. В своих воспоминаниях о Татлине Родченко пишет, что учился у него отношению к вещам, людям, жизни. Как у бывшего матроса в его мастерской на Старой Басманной всегда было прибрано и чисто.
23
Родченко, 1996, с. 59.