Перекрёстный огонь
Шрифт:
Коити резко включил зажигание и завел мотор. Дзюнко сидела, не говоря ни слова. Она едва не заплакала, но все же сдержала слезы. Это были бы слезы одиночества, а не печали.
Коити замурлыкал песенку:
Мы пожарные лихие, Мы ребята холостые. Жизнь уныла у меня — Спас красотку из огня, Сгоряча она твердит: «Жизнь тебе принадлежит!» Но дружок ее приходит И— Господи, что это? — Дзюнко расхохоталась. — А ты знаешь, что тебе медведь на ухо наступил?
— Конечно, ну и что?
Мотор взревел, и машина тронулась с места. Рассеянно глянув на окно дома, девушка увидела, что Кадзуки Тада раздвинул занавески и выглянул на улицу. Вероятно, он выглянул просто так, без всякой цели, просто услышав звук заводимого мотора рядом с домом. Но сквозь двойные рамы, несмотря на расстояние, он встретился взглядом с Дзюнко.
Может, он вспомнил ее, потому что в ее глазах мелькнул проблеск узнавания. Отвернись Дзюнко, он мог бы попросту не узнать ее. Или все-таки узнал бы? Как бы то ни было, она заметила, что он округлил глаза от удивления и губы его шевелились, когда машина тронулась с места.
Дзюнко оглянулась на дом, ощущая, как ее тянет к тому окну, оставшемуся позади. Внезапно дверь распахнулась, и Кадзуки Тада босиком выскочил на дорогу. Он что-то закричал и побежал вслед за ними. Из-за шума мотора она не расслышала слов. В раме заднего стекла он казался героем немого кино, бегущим по ночной улице и яростно размахивающим руками. Единственным зрителем фильма оказалась Дзюнко, и она смотрела кино, вцепившись руками в спинку сиденья.
Впереди показался железнодорожный переезд. Там мигал красный сигнал семафора и звучала предупредительная сирена. Черно-желтый шлагбаум начинал опускаться, преграждая им путь.
Коити вжал педаль газа до упора. Дзюнко услышала, как шлагбаум царапнул по крыше, и машину тряхнуло, когда они, буквально перелетев через рельсы, жестко приземлились.
Девушка все еще сидела, развернувшись и глядя назад. Тада остановился на той стороне путей, не имея возможности бежать дальше за машиной. Он что-то кричал — может, выкрикивал имя Дзюнко. Затем налетел поезд, и Тада скрылся из виду. В уши девушке ударил грохот пролетающего мимо состава.
Потом они остановились на красный свет перед пешеходным переходом.
— Нельзя было там останавливаться, — все еще глядя прямо перед собой, пояснил Коити.
Дзюнко наконец развернулась лицом к лобовому стеклу. Она вытянула ремень и со стуком защелкнула его.
— Идиотизм, — повторила она.
И Коити снова не спросил ее, что она имеет в виду.
Он подвез ее до самого дома в Таяме и собрался вылезти из машины, чтобы отнести к ней в квартиру пакеты с покупками, горой лежавшие на заднем сиденье.
— Нет, — решительно заявила Дзюнко. — Я ведь говорила уже, с какой стати мне принимать от тебя подарки?
— Ладно, а как насчет этого? — Коити указал на пуловер, надетый на ней.
— Отдам в химчистку, а потом верну его тебе. — Она повернулась к нему спиной и начала подниматься по ступенькам, когда
— Погоди. Ты забыла…
Дзюнко обернулась, чтобы сказать, что она ничего не забыла, и в этот момент в нее полетело черное замшевое пальто. Она инстинктивно подхватила его; на пальто все еще болталась этикетка с ценой.
— Завтра позвоню, — сказал Коити и захлопнул дверцу машины.
Дзюнко стояла и смотрела вслед машине, пока та не скрылась за углом. Хотя с какой стати ей было смотреть?
На следующее утро, в одиннадцатом часу, ее разбудил звонок в дверь. Открыв дверь, она увидела рассыльного с грудой пакетов из бутика.
— Доставка для Дзюнко Аоки, — объявил он и помог ей внести пакеты в квартиру.
— Идиотизм! — пробормотала она, но не смогла сдержать улыбки, чем вконец озадачила рассыльного.
Она посмотрела на квитанцию — там был указан обратный адрес и телефон. Коити Кидо жил в Йойоги, должно быть в высотном доме, судя по номеру квартиры — 3002.
Дзюнко свалила пакеты в угол и позвонила по указанному номеру. Прозвучало семь гудков, прежде чем он взял трубку и откликнулся сонным голосом. Она вспомнила, что ночью он должен был выполнить миссию.
— Доброе утро, — сказала она. — Я согласна вступить в вашу организацию.
23
Переборов все сомнения, Тикако написала отчет. Она включила туда все, вплоть до мельчайших подробностей последнего возгорания и загадочных Стражей, о которых говорила госпожа Курата. Детектив сочла, что здесь важны не столько ее собственные домыслы и впечатления, сколько достоверная передача всего, что говорил каждый из свидетелей происшествия. Отчет занял десять страниц, и Тикако закончила его на третий день пребывания Каори Курата в клинике.
Отчитываться о событиях в хронологическом порядке и подробностях было для нее привычным делом. Больше всего времени заняло изучение объективных научных докладов и документов на тему сверхъестественной способности к зажиганию огня, в которую непоколебимо верил Макихара.
Тикако обратилась в разные университеты к исследователям и даже позвонила сыну, чтобы выяснить, не знает ли он что-нибудь об этом. От университетских ученых она удостоилась только пренебрежительного смеха, но сын искренне забеспокоился: «Мама, с тобой все в порядке? Ты уверена, что ты не переутомилась?» Тикако рассердилась, но стерпела, потому что в глубине души тоже считала, что дело серьезное.
Вручая отчет капитану Ито, она нервничала, как в тот день, когда выписала первый штраф за нарушение правил движения на дороге. Он обратился к ней втайне, к тому же в деле участвовала Митико Кинута, так что он, вполне вероятно, захочет потратить время, чтобы обсудить ее отчет, и Тикако внутренне подготовилась к этому.
Но ничего подобного не произошло. Когда она появилась на работе, капитан разговаривал по телефону и просто приветствовал ее кивком. Исидзу постояла в ожидании, держа в руках отчет, пока он не показал раздраженным жестом, чтобы она положила свои бумаги к нему на стол. У Тикако создалось впечатление, что абонент Ито был в ярости и что тот отвечал ему не менее гневно, и этот гнев рикошетом направился на нее. Она с некоторым облегчением решила, что порученное ей задание было делом не срочным, и занялась текущей работой.