Перекрёсток судьбы. Пустышка. Книга четвертая
Шрифт:
Перемена пролетела так быстро, что и не заметил, как новый урок начался. Меня никто не донимал вопросами… никто, даже разговор завести не рискнул. Боря контролирует мой фон, а сейчас…
Литература. Ведёт русичка.
—… да, уж… Ну, господин Персов, вы заинтриговали всех учителей! В учительской, на переменах, только о вас, господин, и идут разговоры. Персов то… Персов сё.
Мегера, Владлена Михайловна Пустовойтова, как-то брезгливо на меня посматривает. И ведь есть за что. С русским и литературой у меня очень сложные отношения. Ну, не сложилось, ни с предметами, ни с учительницей. Она у нас, вдова. Как Костик выражается, недоё… её диагноз. Хотя,
— Ну, что ж, Сергей Генадьевич… — она меня, из всего класса, всегда одного по имени-отчеству называла, когда в журнале очередную двойку мне рисовала. Таким образом, как бы унижала дополнительно.
Ну, говорю же, не сложились у нас с ней отношения, на протяжении последних четырёх лет. Но спасибо маме с папой, благодаря им, всё же выводит она в четверти и за год мне тройки, по своим предметам.
Ведь именно мама принимала у неё когда-то роды и спасла её единственную, как оказалось, дочь. А отец руководил расследованием гибели её супруга, и благодаря, как раз ему, преступник понёс заслуженное наказание. Смертную казнь ему присудили. И тоже, не без вмешательства отца.
Так что, в виду таких исходных данных, мне и пятёрки бы ставили с удовольствием, но для этого, ну хоть что-то знать надо…
— Мне тут прожужжали, за вчерашний день, все уши, что Персов за ум взялся и всё лето не отдыхал, а занимался самообразованием. Ну, удиви и меня, пожалуйста. Скажи, что ты за лето прочёл весь список книг, который я вам, на лето, прочитать задавала??
И смотрит так, испытывающее, что ли.
Но ведь вызова не было??
— Вы, уважаемая Владлена Михайловна, меня к доске вызываете или мне можно из-за парты отвечать? И да… книги я успел прочитать. — вернее, это сделал Боря, но не огорчать же учительницу такими признаниями. А я, между тем, продолжаю свой задуманный монолог. — Но что касается, в общем, литературы, то на фоне Есенина, когда я читал его стихи о природе и деревне, находясь в похожей деревне, в гостях у бабушки и с дедушкой, я и подумал… А чем я хуже великого русского поэта? Может я тоже… этот, как его, талант??? И вы знаете, тёмными душными ночами, утомившись после работы в поле или на сенокосе, вспоминая великого поэта и вас, как большого ценителя стихов, я попробовал сочинить что-нибудь сам.
А интерес-то в глазах учительницы разгорается. То по классу расхаживала, то просто за свой стол уселась и оттуда меня слушает.
И ещё, что необычно, улыбается. Открыто так…
Ты смотри, а ведь она ещё молода, хотя её, все считают едва ли не старухой. А тут… вполне симпатичная, интересная дама…
— Ну, поведай, что ты там накарябал. Можно с места, разрешаю… — голос мягкий, обволакивающий.
И этот весёлый прищур.
Он то и решил, что выдать за свои стихи…
— Был у нас один отличный поэт. И заметь, не из ушастых, а даже совсем наоборот. Коротышка. Гном, по вашей терминологии. Мы с Катюшей уже просмотрели ваши сказки, и очень, знаешь ли, напряглись. Эленте наши — это ваши эльфы. Коротышки наши — ваши гномы. Про совпадения по оркам, даже в названии, вообще молчу. И ведь эти расы у нас считаются едва ли не перворождёнными. Пришедшими после Древних. Ну, да ладно. Потом этот вопрос обсудим. Есть о чём поговорить. Так я про поэта. По-вашему, если переводом с нашего, то Афанасием Фетом звался бы он тут. Глянь… как тебе?
Прочитал. Зацепило и, правда толково, а главное, в моём случае, очень талантливо написано и в тему… и про ночь там есть, и про природу, и про любовь. Как мама прописала…
И уже сам вслух,
Я тебе ничего не скажу,
Я тебя не встревожу ничуть,
А сам взглядом буквально пригвоздил к стулу нашу учительницу…
И о том, что, я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
А понимай, как хочешь. Да и чего говорить. Весь класс меня внимательно слушает, особенно девчонки…
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
И тут я открыто так, улыбаюсь нашей любительницы поэзии…
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
А дальше просто добиваю…
И в больную усталую грудь
Веет влагой ночной… Я дрожу.
Я тебя не встревожу ничуть,
Впиваюсь взглядом, в ошарашенную стихами великого поэта, даму.
Всё, лёд треснул…
Я тебе ничего не скажу.
Шепчу я с чувством.
Рядом всхлипы. Не понял!!! Откуда рыдания???
— Ну, ты и дурачок, Серёженька. Вешайся теперь. С этого момента, вся женская половина класса за тобой бегать будет, глядя на тебя влюблёнными глазками.
Я же, хмыкаю про себя…
— Главное, Боря, — отвечаю я — чтобы мальчики за мной, так же глядя влюблено, не начали бегать. Мало ли…
— Ну, это, да. А рыдает, твоя железная Дина. — говорит Борис. — Ты не учёл расстояния. До Дины то, всего ничего. Вы сидите рядом, и она вон, во всю, на твою руку, всей грудью навалилась. Под действие твоей магии и попала. Осторожней надо бы.
— А остальные? — Спрашиваю я ошарашено.
— А остальные, тоже под впечатлением. Ты забыл опыты со своими сестрёнками?? А? Тут помягче, конечно, прошло, за исключением удара по Дине, но тоже дамам хватило, чтобы забить женские мозги никому не нужной любовью к одному сорванцу. Ну, всё. Ты попал. Теперь сам расхлёбывай.
А в классе тишина.
Учительница взволновано облизывает пересохшие губы. В глазах лихорадочный блеск.
— Великолепно! Это сколько же чувства вложено в слова. Ты такое за лето пережил? — Спрашивает меня прямо, учительница.
И что отвечать? Про Нику?? Или сразу про тётю Олю рассказывать, да в красках?? Ну, уж нет…
— Брата почти женил. Видел, как он страдал. — выдаю я, что первое в голову пришло.
— Ты про Константина сейчас говоришь? — Уточняет она.
Ведь учила она, и Костю, и старших братьев.