Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х – 2010-х годов
Шрифт:
Однако самым важным можно считать то, что в статье даже не упомянуты западногерманские публикации «Крутого маршрута». «Унита» полемизировала только с «Мондадори», инкриминируя сотрудникам издательства воровство либо использование краденого, а вот посевовское участие замалчивалось.
Именно замалчивалось – вполне сознательно действовали авторы статьи. Посевовские издания продавались в тех же итальянских магазинах, что и прочие русскоязычные, включая книгу, выпущенную издательством «Мондадори». Не заметить такое профессиональные журналисты не могли.
Если прагматика статьи – защита авторских прав и репутации
Отметим также, что издательство «Мондадори» не пыталось оправдываться. Игнорировало обвинения коммунистической газеты.
Полемика странная получилась. Но ее прагматика ясна, если учитывать крайне важное обстоятельство. Известно, что газете итальянских коммунистов, да и почти любому аналогичному изданию во всем мире, ЦК КПСС негласно помогал финансово. Ну а кто платил, тот и музыку заказывал.
Корреспонденты итальянской коммунистической газеты выполнили заказ. Их статья демонстрировала: к автору «Крутого маршрута» нет претензий на родине. По-прежнему Гинзбург пишет книгу, не опасаясь притеснений в связи с неэтичными инициативами какого бы то ни было заграничного издателя, и обижена только на издательство «Мондадори», заполучившее неведомым образом ее незаконченную рукопись.
Другой вопрос – почему из ЦК КПСС, где еще недавно санкционировали осуждение Синявского и Даниэля, равным образом аресты и последовавшие затем обвинительные приговоры активистам «самиздата», поступил такой странный заказ: объявить через газету итальянских коммунистов, что Гинзбург не была инициатором публикаций «Крутого маршрута».
Более того, еще и обвинить издательство «Мондадори» чуть ли не в краже рукописи.
Ответа не было. Потому что вопрос не ставился ни мемуаристами, ни историками литературы.
Новые загадки
В советской печати несанкционированные публикации Гинзбург не обсуждались. Как будто их не заметили. Аналогично и десятилетием ранее оставалась словно бы незамеченной посевовская же публикация романа «Не хлебом единым».
Сведений о притеснениях Гинзбург в качестве литератора нет. Она печаталась на родине, умерла в 1977 году.
Два года спустя издательство «Мондадори» опять выпустило «Крутой маршрут». На этот раз книга была опубликована полностью, да еще и с послесловием автора [63] .
Разумеется, издатели не сообщили о способах доставки рукописи. Гинзбург же в послесловии начинала с истории «Крутого маршрута»: «В сущности, эта книга жила со мной больше тридцати лет. Сначала как замысел, потом как постоянное писание вариантов, перечеркивание целых больших кусков текста, поиски более точных слов, более зрелых размышлений».
63
Гинзбург Е. С. Крутой маршрут: Хроника времен культа личности. Мilano: Mondadori. 1979. С. 375–376.
Далее рассматривался вопрос подготовки самой публикации. Работа продолжалась и после изданий за границей: «Особенно это относится к той части книги, которая не угодила в опубликованный на Западе в 1967 году томик. Ведь жизнь продолжается, маршрут
Гинзбург подчеркнула, что ей всего более важен факт издания дополненной книги. Остальным можно и пренебречь: «Поэтому я и решила больше ничего не переделывать. Даже в отношении стилистической правки. Пусть останется все так, как сказалось, потому что даже погрешности стиля отражают то особое состояние души, в котором все это писалось».
Согласно послесловию, Гинзбург приступила к работе в 1959 году. Не прошло и трех лет, как первая редакция была завершена. Оставалась главная проблема – цензурные препятствия. Но после XX съезда партии возникла иллюзия, что ситуация изменилась: «Теперь я работала регулярно по многу часов, не ленясь сидеть за машинкой после утомительного редакционного дня. Теперь мне светила вполне определенная цель – предложить эту рукопись толстым журналам. Может быть, “Юности”, где я уже печатала свои очерки? Или – чем черт не шутит? – даже “Новому миру”, где уже появился к тому времени “Иван Денисович”?».
Солженицынская повесть – своего рода символ «оттепели». Но Гинзбург отметила: «Увы, вместе с надеждами на публикацию народился в моей душе и внутренний редактор, зудивший меня на каждом абзаце своим обычным – “этого цензура не пропустит”. И я начала искать более обтекаемые формулировки, нередко портила удавшиеся места, утешая себя тем, что, мол, подумаешь, одна фраза – не такая уж большая жертва за право быть напечатанной, дойти наконец до людей».
Последствия такого рода цензуры были осознаны позже. И Гинзбург констатировала: «Все это очень отразилось на первой и начале второй частей “Крутого маршрута”».
Надо полагать, «внутреннего цензора» удалось победить в ходе подготовки к публикации второй части. Наконец, обе были завершены.
Гинзбург, по ее словам, обратилась в «Новый мир» и «Юность», ну а далее уже не контролировала ситуацию: «Как только рукопись попала в редакции двух популярнейших толстых журналов, началось пятилетнее плавание ее по бурным волнам самиздата. Рукопись, с которой снимались десятки, а может, и сотни копий, с фантастической быстротой размножалась и переходила границы Москвы. Когда я начала получать читательские отзывы из Ленинграда и Красноярска, из Саратова и Одессы, я поняла, что совершенно утратила контроль за удивительной жизнью моей ненапечатанной книги».
Вскоре, по словам Гинзбург, ей сообщили о своих впечатлениях и писатели. Среди них – Эренбург, Каверин, Паустовский, Чуковский, Солженицын. Были не только письма, «дарили также авторские экземпляры книг с трогательными автографами».
Известность ширилась. Гинзбург сообщила: «Между тем, пока я работала над окончанием книги, первая часть распространялась самиздатом во все возрастающей геометрической прогрессии. Один ленинградский профессор – специалист по истории русской бесцензурной печати – сказал мне, что, по его мнению, по впечатлению его наметанного глаза, моя книга побила рекорд по самиздатовскому тиражу не только нашего времени, но и девятнадцатого века».