Перекресток времен. Новые россы
Шрифт:
Ближе к вечеру на связь вышла группа Антоненко. Николай доложил, что обнаруженная взлетно-посадочная полоса представляет собой прямую линию длиной около полукилометра и шириной около ста метров. Она располагалась на вершине горного хребта, протянувшегося на северо-запад. Полоса заканчивалась большим, примерно двести метров в диаметре, кругом, в центре которого крест. И круг, и крест выложены гранитными плитами, утопленными в срез верхушки хребта, и покрыты неизвестным светящимся материалом. Вся поверхность площадки носила следы воздействия высоких температур. «Обозначено, словно цель или разметка, как у нас на вертолетных и ракетных
Когда ночь вступила в свои права и лагерь погрузился в сон, Олегу почему-то не спалось. Он решил обойти выставленные Бажиным посты, а заодно посмотреть, как обустроились люди, теперь его новые подчиненные. За Уваровым тенью следовал ординарец Синица.
Люди крепко спали, умаявшись за день перехода. Так как все промокли чуть ли не до последней нитки, по требованию Баюлиса, во избежание простудных заболеваний Уваров приказал выдать всем немного найденного еще на складе спирта. Усталость и спирт сыграли свою роль: над лагерем раздавался здоровый мужской храп, иногда перекрывавший всхрапывание лошадей. Возле костров спали вповалку красноармейцы и солдаты. Только казаки держались в стороне.
«Никак не могут привыкнуть, что красноармейцы им уже не враги», – подумал Олег.
Возле каждого из казачьих костров сидел дежурный, следил за огнем. В одном из них Уваров с удивлением узнал Новицкого. Ротмистр расположился на стволе спиленного дерева, изредка подбрасывая порубленные ветки деревьев в костер. На его плечи была накинута бурка, а фуражка и снятая шашка лежали перед ним на седле.
– А вы почему не спите, ротмистр? Вы же офицер, подчиненных у вас хватает, могли бы и отдохнуть.
– Не могу заснуть. Бессонница одолела, господин полковник, – негромко ответил Новицкий. – Присаживайтесь к огоньку, если есть желание.
Олег повернулся к Синице:
– Назар, иди отдыхать. Я здесь останусь. Не переживай, все будет нормально.
После того как ординарец, козырнув, скрылся в темноте, Олег расстегнул свой бушлат и, сняв фуражку, присел рядом с ротмистром.
– Как настроение, Михаил Николаевич? Смотрю, что-то вы загрустили…
Новицкий молча посмотрел на Уварова, затем вытащил из-под бурки бутылку и протянул ее Олегу:
– Не желаете ли коньячку-с, Олег Васильевич? Знаете ли, помогает немного разобраться в себе. Хотя доктора и отрицают это, но для нормального русского человека коньяк лучше любого психолога. Да и от насморка помогает.
– Не откажусь. А то действительно продрог. Ночи здесь холодные, да и накупались мы все сегодня изрядно, – ответил Уваров. Взяв из рук Новицкого бутылку, он сделал пару небольших глотков. Коньяк оказался отличным. Он словно пытался проникнуть в душу, согревая каждую клеточку организма. – Все же лучше спирта, что нам выдали.
– Извините, но спирт и самогон пить не могу, хотя несколько раз и пробовал, – пояснил
– А откуда у вас этот коньяк? Похоже, французский… – Уваров попытался разглядеть в свете костра этикетку. – Случайно не из ваших запасов?
– Нет. У нас в запасе только украинский самогон. Это ваш сержант-артиллерист Левченко моих терцев, своих земляков, угостил. А они ему самогонки подкинули, – разъяснил Новицкий. – У меня его брат служит, да еще несколько человек из одной с ним станицы. Но мои пить его не стали, самогонка им лучше, чем коньяк. Мне отдали… Этот коньяк, как он пояснил, – немецкий трофей.
– Ах да, – вспомнил Олег. – С бронетранспортера. Мне лейтенант Григоров тоже предлагал.
Сделали еще по паре глотков. Посидели, помолчали, глядя на веселые огоньки разгоревшегося в ночи костра.
– Михаил Николаевич, а как вы со своим отрядом на том озере оказались? – поинтересовался Уваров.
– Вы не поверите, – усмехнулся ротмистр. – Иван Сусанин нас, как поляков под Москвой, завел. Проводник, из местных, пообещал путь короткий показать. А на поверку большевиком оказался. Завел нас и бросил в лесу. Хотели его шлепнуть, да он вовремя пятки салом смазал.
– Если вам не тяжело, расскажите о себе, а то я про ваше время только по книгам да кинофильмам знаю. Мне интересно вас послушать, – попросил Олег.
– А что рассказывать-то? У меня типичная судьба русского офицера. Родился, учился, служил, воевал. Теперь вот сюда попал вместе со всеми, – промолвил Новицкий. – Я один из многих, от других ничем не отличаюсь.
– Вот ведь как получается! Сколько бы лет ни прошло, а у русских офицеров ничего не меняется, – воскликнул Уваров. – У меня похожая судьба. Тоже – родился, учился, служил и воевал. Правда, в моем времени у меня еще жена и дочь остались. А у вас остался там кто-нибудь?
– Нет. Моих всех в восемнадцатом году большевики убили. И жениться я не успел, – ответил ротмистр. Немного помолчав, он продолжил: – Я ведь из богатой дворянской семьи. Род Новицких давно дому Романовых служит, еще с восемнадцатого века. И все время в гвардии.
– А сколько вам лет?
– Две недели назад тридцать два исполнилось.
– А откуда вы родом?
– У нас есть большое имение под Псковом. Вернее, было… Вот я там и появился на свет божий в семье потомственных военных. Мой отец – генерал, еще в Болгарии с турками воевал. Он поздно женился. Нас в семье двое детей было: я и сестрица младшая, Танечка.
Уваров отметил, как изменилось лицо ротмистра, куда-то исчезла холодность и внешнее безразличие, вместо них появилась улыбка обычного живого человека, горячо любящего свою семью.
– Я ведь о другой карьере, кроме как о военной, даже и не мечтал, – продолжал Новицкий. – Дед был кавалеристом, отец – генерал от кавалерии… Поэтому, как возраст подошел, сразу же поступил в Николаевское кавалерийское училище в Петербурге, которое закончил с отличием, а затем и Главную гимнастическо-фехтовальную школу. Некоторое время даже в ней инструктором по фехтованию был. На первенстве Петербургского военного округа занимал призовые места по бою на штыках и на эспадронах. С тысяча девятьсот четырнадцатого года служил в лейб-гвардии гусарском его величества полку, место дислокации – Царское Село. В нашем полку много знаменитых людей и царских особ служило, в том числе и мой любимый поэт Лермонтов Михаил Юрьевич.