Перекрёсток
Шрифт:
— Малфой, не надо никакой мести…
— На любую мерзость нужно отвечать, — процедил Малфой. — И не надо мне твоих долбанных всепрощения и доброты! Они ведут только к одному: к очередной безнаказанной подлости! Ты этого хочешь?!
— Пострадал я, мне и решать, нужно мстить или нет! — крикнул Джеймс, тоже начиная сердиться. — Я тебе запрещаю! Не надо прикрываться моей обидой…
— Неужели ты такой дурак?! — Скорпиус перешел на крик — впервые на памяти Джеймса, что мгновенно остудило гриффиндорца. — При чем тут твоя обида?! Они же топчут, они же коверкают
Джеймс остолбенело смотрел на Малфоя, который, кажется, впервые в жизни пытался выразить что-то внутреннее и не находил слов.
— Ведь я… — от бессилия все-таки объяснить Скорпиус зажмурился, потом развернулся и влетел в холл, скрываясь в подземельях.
Джеймс поднял лицо к небу — луну заволокло тучами, хлынул ливень.
Он сидел на парапете Астрономической Башни, свесив вниз ноги, и не боялся упасть, не боялся смотреть вниз, на темную землю. Кажется, отсюда упал учитель отца, Дамблдор. Наверное, это здорово — лететь без метлы… Только вот погибать что-то не хочется, поэтому придется отложить свободный полет до лучших времен.
Дождь прекратился, но небо было затянуто тучами, мрак окутывал одинокую фигуру гриффиндорца. Он сам не мог понять, почему он тут сидит. Хотя нет, мог: он снова и снова прокручивал к голове разговор с Малфоем, потому что чувствовал — друг говорил о чем-то очень для него важном. Важном для них обоих. Он говорил об их дружбе. Но что он имел в виду?!
Если не понять, то бесполезно идти и мириться, потому что дружба без понимания — это глупо и недолговечно.
Что он знал о Скорпиусе? Все и ничего. Скорее не знал, а чувствовал, но никогда не заострял внимания на этом. Зачем? Малфой сам не хочет, чтобы о нем знали больше, чем он разрешает.
Просто Джеймс знал главное — Малфой лучше, чем пытается казаться. И ищет он свой собственный путь. И упрямо идет по нему, лишь скалясь на тех, кто пытается ему помешать.
Но почему? Ради чего? Ради чего он повернулся спиной к тому миру, в котором рос? К той судьбе, что уготована ему была фамилией и семьей?
— Решил покончить собой?
Джеймс вздрогнул, но бережная рука держала его за локоть. Он обернулся — перед ним стояла Лиана МакЛаген.
— Я бы мог упасть, головой-то думала? — пробурчал он, перекидывая ноги на площадку и садясь лицом к девчонке. — Что ты тут делаешь?
— У меня тут свидание, — пожала плечами Лиана, садясь на парапет рядом с гриффиндорцем. — Поссорились с Малфоем?
— С чего ты решила? — насупился Поттер.
— Потому что иначе вы бы сидели тут вдвоем, да и вряд ли ты бы стал депрессировать в другом случае, — проницательно заметила девочка. — Что с твоей скулой?
— Ударился.
— О кулак? — усмехнулась МакЛаген. — Надеюсь, что это был не кулак Скорпиуса.
— А тебе-то какая разница?
Лиана улыбнулась:
— Потому что тогда я буду очень разочарована.
— Почему это?
— Ваша дружба, как мне всегда казалось, помогает Скорпиусу не ожесточиться…
— Лиана, мне не до твоих заумных теорий, —
— Ничего заумного, — пожала она плечами. — Я знаю его с детства, знаю его семью. Он рос не в особо доброй атмосфере. Скорее — в атмосфере выживания. Ты никогда не представлял себе, что чувствуют дети тех, кого заклеймили Пожирателями?
Джеймс покачал головой, глядя на свои кроссовки.
— Внешний мир не особо приветлив к таким детям, да и в семьях атмосфера оставляет желать лучшего, уж поверь… — Лиана смотрела на парня, а он отводил глаза. — И с детства привыкшие к тому, что мир жесток, они сами становятся жестокими. И то, чего не было в их семье, в их детстве, воспринимается как чуждое, как враждебное… Но Скорпиус рядом с тобой, и это внушает надежду…
— Что ты имеешь в виду?
— Джеймс, — Лиана встала перед ним, заставляя смотреть на ее чуть улыбающееся лицо, — ты весь чужд такому человеку, как Скорпиус, но он дружит с тобой. И, как умеет, бережет вашу дружбу. И тебя…
Гриффиндорец вдруг вскочил, широко открывая глаза. Он схватил девчонку в охапку, расцеловал в обе щеки и улыбнулся:
— Лиана, ты не представляешь, как ты мне…
— И что здесь происходит?
Они оглянулись — у двери на площадку стоял Мильтон. Джеймс удивленно взглянул на Лиану, отпустил ее и почти бегом кинулся к лестнице, махнув на прощание.
Он легко нашел Малфоя: слизеринец был в каморке, где обычно экспериментировал с зельями, где они впервые пожали друг другу руки. Скорпиус сидел на столе, зажав в руке бутылку Огневиски.
Поттер закрыл за собой дверь и остановился, пытаясь привыкнуть к темноте. Потом подошел к столу и сел рядом с другом.
— Если ты думаешь, что из-за каких-то подлых слизеринцев я как-то изменюсь, ты глубоко ошибаешься, — проговорил Джеймс в темноту, ощущая Малфоя рядом. — И не надо брать на себя миссию по моей защите, я и сам могу, если мне надо, наступить на мозоль кому угодно…
Скорпиус молчал, не двигаясь, лишь перебирая пальцами по бутылке.
— Ты был прав, говоря, что дружба — это взаимное использование друг друга. По крайней мере, для тебя это так, и я даже не возражаю. Теперь я понял, как ты используешь меня…
— И как же? — глухо спросил Малфой, не шевелясь.
— Ты получаешь то, чего не было у тебя раньше…
— И что же?
Джеймс задумался, не зная, в какие слова облечь свое теперешнее понимание:
— Мечту о чем-то, чего, как ты раньше был уверен, нет. И ты пытаешься защитить эту мечту. Ну, или то, что тебе ее дает…
— Очень ясная фраза, — хмыкнул Скорпиус, протягивая другу бутылку. — Повтори, когда я буду трезвым…
— Ты меня понял, — фыркнул Джеймс, обжигая горло Огневиски.
Они помолчали, оба думая о чем-то своем.
— Зря ты, кстати, оставил в покое младшую МакЛаген.
— Что?
— Она в тебя влюблена.
— Поттер… — почти с угрозой произнес Малфой, доставая палочку и зажигая ее, чтобы видеть друга.
— Ну, это мое скромное мнение, — пожал плечами Джеймс, едва заметно улыбаясь.