Перекрёсток
Шрифт:
Малфой был рад, что в правилах для следующего конкурса было специально записано, что судей на танец приглашать нельзя. Он был уверен, что как минимум трое из девушек захотели бы выдернуть его из удобного кресла для демонстрации своей грации и умения танцевать. А так он сидел, удобно закинув ногу на ногу, и любовался слизеринками, каждая из которых, он был уверен, с раннего детства училась искусству движения под музыку.
Последний — и самый интересный, на взгляд Скорпиуса, — конкурс вызвал очередное оживление в зале. «Вопрос для
— Главное правило вашей жизни?
Тьфу, какая банальность…
— В каком поколении вы чистокровны?
Вот любимые Поттером штаны Слизерина! Что за глупость?! Еще бы спросили, какого цвета носки они предпочитают носить!
— Как, по-вашему, что значит быть слизеринкой?
О, это уже интереснее, но все равно — банально. Малфой даже начал скучать, откупоривая следующую бутылку пива.
— Кто из вас достоин победить?
Флинт, ты дурак? Конечно, ты! Скорпиус чуть не сплюнул, понимая, что пора брать дело в свои руки. Мария объявила последний вопрос, и Малфой поднял руку. Пять пар красивых глаз обратились к нему, и ни одна из девчонок не ждала от него ничего хорошего. И правильно делали…
— Когда, кому и при каких обстоятельствах вы позволили вас впервые поцеловать, — с холодной усмешкой спросил Малфой, подняв светлую бровь. Парни среди зрителей зашевелились, пряча усмешки. Мария Фоссет покачала головой, но Скорпиус даже не посмотрел на нее: нигде в правилах не было написано, что члены жюри не могут задать вопрос.
Никогда он не видел, чтобы девчонки так смущались. Даже вызывающе глядя на него, они все равно смущались, потому что он залез куда-то слишком в личное, по крайней мере, у некоторых. Да и половина, как он знал, почти ни о чем не рассказала, что Малфой записал скорее в плюс, чем в минус.
Когда Парма назвала имя Поттера (правда, про игру по-слизерински она как-то умолчала), ее братец был готов кого-нибудь придушить, но девчонка лишь нагло улыбнулась. Когда Дьюлис рассказала о Малфое, присутствующие повернулись сначала к Скорпиусу, а потом к Фрицу, который на днях стал парнем Дьюлис. Хелена прямо заявила, что еще не имела такого счастья, поэтому сказать пока ничего не может, и Скорпиус даже удивился. Присцилла назвала какое-то безликое имя неизвестно кого, проигнорировав остальные вопросы. Робинсон с улыбкой призналась в любви МакШелби, своему сокурснику, с которым встречалась курса с пятого.
— Пять минут судьям, — объявила Мария, уводя девушек в спальню.
Мнение Фрица о победительнице можно было и не спрашивать: в принципе, и конкурса никого было не надо. Моррис, как видел Скорпиус, еще колебался.
— Эйвери, — спокойно проговорил Малфой, ухмыльнувшись Забини. — Без вариантов.
— Скорпиус, но… — Моррис неуверенно посмотрел на шестикурсника.
— Эдвард,
Дело было решено легко и непринужденно, хотя Моррис, наверное, вряд ли забудет лицо Присциллы, когда объявили победительницу. Хотя не Забини жаловаться, потому что приз зрительских симпатий достался именно ей. Так сказать, признание толпы, а не истинных ценителей, конечно, но тут уж дело вкуса…
Малфой проигнорировал все недоброжелательные гримасы, поймав на себе лишь взгляд Хелены: она чуть смутилась и тут же отвернулась.
Глава 4. Пламя и лед
Все, он сделает это сегодня! Точно сделает!
Сколько раз за эти дни он повторял себе это, но все равно в последний момент выдумывал какой-то смешной повод и не делал?
Нет, сегодня он обязан пригласить ее в Хогсмид, или будет слишком поздно!
Но как это сделать, если в ее присутствии язык прилипает к нёбу, глаза забывают, что значит моргать, а руки и ноги кажутся большими и абсолютно лишними?!
Все-таки нужно это сделать сегодня, или он не Джеймс Поттер, сын Гарри Поттера, студент Гриффиндора?!
— Эй, привет гриффиндорским оболтусам!
Джим поднял вверх лицо и улыбнулся Пивзу, который нависал над ним с самым беспечным выражением на лице:
— Привет. Классный галстук.
— Спасибо, у Филча стянул, его парадный, — похвастался полтергейст, спускаясь и садясь рядом на подоконник, согнув тонкие ножки. — Чего такое страдание на этой милой физиономии?
— Пивз, ты когда-нибудь влюблялся? — проникновенно спросил Джеймс, отказываясь шутить и улыбаться, когда над ним довлело приглашение в Хогсмид единственной девушки, с которой хотелось туда пойти.
Полтергейст почесал затылок, поигрывая желтым с красными звездами галстуком, замотанным на шее, а потом расплылся в широкой улыбке:
— Был!
— Ну, и как это было?
— Хм, я страдал, я не спал ночами, — трагическим тоном стал рассказывать Пивз, чуть взлетев в воздух, — я писал послания на стене, я в порыве чувств сдирал одежду, я пел серенады и преследовал, я делал комплименты…
— И кому же это так повезло? — насторожился Джеймс, подбирая под себя ногу.
— Моей вечной любви, — торжественно произнес Пивз, — Аргусу Филчу!
— Что? — рассмеялся гриффиндорец, чуть не упав с подоконника.
— О да, я писал на стене несмываемыми красками, какой он замечательный лысый старикашка! Я пел ему об этом песни! Я каждый день говорил ему о том, что у него не осталось своих зубов, а это комплимент! Я даже как-то подкараулил его и содрал с него штаны… Правда, это было давно… — гадко захихикал Пивз.
— Да, у тебя чувство не менее трудное, чем у меня, — кивнул Джеймс, снова впадая в легкую панику. — Но тебе не пришлось приглашать Филча никуда…