Перелет
Шрифт:
Вечером за нами пришел капитан-переводчик, говоривший по-немецки, и какой-то майор с мрачным лицом. Меня тут же отправили в соседнюю комнату, где в это время ужинало пять новобранцев. Что и говорить, это были не самые веселые полтора часа в моей жизни, к тому же я плохо себя чувствовала; видно, меня сильно укачало в автомобиле. В это время у Эрнё почему-то выспрашивали, зачем он перешел линию фронта, что делал в это время, с кем из политических деятелей встречался он после возвращения на родину, где, когда и т. д. и т. п. Особенно подробно отца расспрашивали о Тилди и близких к нему людях. Вероятно, наша поездка носит политический характер.
23
После обеда мы пошли осмотреть жилище Йошки, и я решила, что мы тоже туда переселимся. Ведь в доме, где нам пришлось до сих пор ютиться, была ветхая, готовая вот-вот развалиться кровать без подушек, одеяла и простынь.
В доме, в котором поселился Йошка, жили супруги-железнодорожники, пенсионеры. Эти добрые старики были счастливы, что мы остановились у них в доме, они старались предвосхитить каждое наше желание и были рады, что им представился случай ухаживать за венгерскими военными.
24 ДЕКАБРЯ (воскресенье). На сегодня мы запланировали «бунт». Мы потребовали у переводчика, чтобы нас немедленно отправили к генералу Сусайкову, ведь Эрнё не отдыхать сюда приехал, ведь ему сказали, что он нужен генералу. Ему бы хотелось знать, что хочет генерал Сусайков.
Вскоре к нам пришел, но, разумеется, не генерал, а мрачный майор и капитан-переводчик, говоривший по-немецки.
Итак, рождественский вечер мы провели в Сарваше. Мы вспоминали близких, родных, отчий дом, пили водку, привезенную из Москвы, выпили за то, чтобы провести следующее рождество в мирных, более спокойных условиях.
25 ДЕКАБРЯ (понедельник, рождество). Сегодня была моя очередь бунтовать, я вызвала переводчика и попросила его организовать автомобиль, чтобы вернуться в Дебрецен. Мол, хочу поехать туда за своими вещами, которые мне просто необходимы, ведь я не знала, что мы так долго пробудем здесь, и я, между прочим, не готова… И еще я добавила, что, если не будет автомобиля, я пойду пешком…
Автомобиль мне, конечно, не дали, но снова появился тот самый майор, который вместе с переводчиком допрашивал отца. Нас с Йошкой опять попросили из комнаты. Эрнё снова задавали многочисленные вопросы, потом капитан с майором удалились, сообщив, что еще сегодня произойдут важные события…
Действительно, вскоре они вернулись и попросили нас упаковать вещи… Нас усадили в два автомобиля, и мы помчались в Кунсентмартон. Пока в нашем новом «жилище» топили печку, мы нанесли визит на соседний венгерский «хутор», где встретили Миклоша Дайку и старшего лейтенанта Хомоннаи. Обнялись, обменялись новостями, впечатлениями, выпили по бокалу вина, потом настала пора прощаться, чтобы как следует подготовиться к завтрашнему дню. Мы уже знали: завтра или послезавтра нас перебросят поближе к Будапешту, и после освобождения венгерской столицы мы попадем туда одними из первых.
31 ДЕКАБРЯ (воскресенье, Новый год). Как видно, Будапешту все-таки придется вынести всю тяжесть напряженных уличных боев. Немцы убили двух советских парламентеров. Ближайшие дни для фашистов будут страшными, и я не хотела бы быть в шкуре гнусного подлеца Салаши…»
Глава одиннадцатая
НАСТОРОЖЕННАЯ ВЕСНА
ОТЕЦ ВСПОМИНАЕТ: — Нас повезли
Для понимания последовавших за этим событий необходимо подчеркнуть, что 31 декабря 1944 года стало своего рода поворотной датой во взаимоотношениях, или, точнее говоря, в истории взаимоотношений советского командования с представителями венгерской армии. Жестокое убийство немцами советских парламентеров — капитанов Остапенко и Штеймеца — вызвало среди советских офицеров вполне законное возмущение. Этот подлый, отвратительный поступок свидетельствовал о том, что немцы и нилашисты, окруженные в Будапеште, будут сражаться до последнего, что пример Сталинграда их ничему не научил. Этот акт невиданного вандализма говорил: немцы готовы обречь на гибель десятки тысяч людей, лишь бы на несколько недель задержать продвижение Красной Армии.
В конце декабря я выполнял задания пропагандистского характера. Ведь в Будапеште мало кто знал о том, что на освобожденной территории формируется новое правительство демократической Венгрии, организуется новая армия, что за освобождением от немецкой оккупации вовсе не последует длительный период управления страной советской военной администрацией, а как раз наоборот: желание стран антигитлеровской коалиции, и прежде всего Советского Союза, состоит в том, чтобы на территории освобожденных стран как можно быстрее образовались бы правительства, по-настоящему отражающие волю и желания народных масс.
Если в городе существует сильная организация Сопротивления военных, для нее этот акт должен был бы послужить сигналом к восстанию. Но вскоре выяснилось, что ни о каком восстании не может быть и речи. Все чаще перебегавшие на нашу сторону солдаты по-прежнему ничего не знали о ведущейся подготовке восстания.
(Из-за того, что немцы взорвали мосты через Дунай, перебежчики были в основном из частей, расквартированных в Пеште…) И опять приходилось ссылаться на старые аргументы, что я и делал. В Будапеште в это время находилось довольно много высокопоставленных офицеров, с которыми я был хорошо знаком. Я посылал им письма личного характера, в которых призывал к переходу на сторону Красной Армии.
ПИСЬМО ВИТЯЗЮ ГОСПОДИНУ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ ИШТВАНУ КУРДИЦИ, БУДАПЕШТ: «Господин генерал-майор! По приказу министра обороны Венгрии генерал-полковника Яноша Вёрёша, как венгерский офицер связи при командовании советских войск, окруживших Будапешт, имею честь сообщить следующее.
В самые ближайшие дни Временное Национальное правительство Венгрии подпишет окончательное соглашение со странами антигитлеровской коалиции о перемирии. Нашей стране будет обеспечено независимое существование. После освобождения Будапешта венгерское правительство переедет в столицу… Господин генерал-майор может служить в новой венгерской армии при условий, что он предпримет необходимые шаги, дабы сократить бессмысленное кровопролитие, страдания народа и разрушение нашей столицы…