Перелом
Шрифт:
Глава 13
Но прорывы случались постоянно. Немцы славились своим умением быстро перебрасывать части с одного участка фронта на другой, поэтому первые дни они постоянно атаковали наши позиции. К тому же немцы стали массово применять задымление — как штатными средствами, так и многочисленными кострами. Пленные рассказывали, что в последнее время к ним стало поступать много дымовых шашек разных калибров, вплоть до того, что каждому пехотинцу выдавалось по две ручных шашки. Нашей ударной и разведывательной авиации стало труднее работать, а немцы, наоборот, приободрились. И наши пехотные роты, что сдерживали атаки, это прочувствовали — при появлении штурмовиков над полем боя оно быстро заволакивалось многочисленными дымами от ручных шашек, да и огонь артиллерии по нашим позициям стал плотнее — немецкие батареи так же стали прятаться за дымом. Правда, дымы мешали и самим артиллеристам — их корректировщики уже не могли наблюдать цели с дальних дистанций, а на близких они были очень уязвимы — со своими приборами наблюдения, рациями или катушками с проводами — пехотные снайпера, что были в каждом отделении на передовой, специально высматривали группы из двух-трех человек с таким барахлом, и если и не уничтожали их полностью,
Так что, уменьшив ущерб от штурмовиков, немцы вдруг столкнулись с контратаками и неподавленным плотным огнем на дистанциях триста и менее метров от наших позиций. Ну еще бы — поголовное вооружение автоматическим оружием — пулеметы, снайперские винтовки, автоматы, да еще с многочисленным осколочным вооружением — АГС, подствольниками, РПГ — давало большую плотность поражающих элементов — пуль и осколков — на этих дистанциях. Хотя ручные гранаты тоже приходилось применять. Немцы иногда все-таки добегали до наших окопов, и тогда, после обмена залпами ручных гранат, в окопах разгорались жаркие поединки, представлявшие собой рукопашные схватки, где выстрелы из огнестрельного оружия были всего-лишь еще одним приемом рукопашного боя. Но тут уже немцев ждал совсем облом — нашему бойцу надо было дострелять оставшийся рожок автомата, затем расстрелять пятнадцать патронов из своего пистолета, который становился штатным оружием даже у рядовых, и уж тогда очередной фриц мог добраться до нашего бойца, но и тут немца мог поджидать облом. Если он с автоматом — еще куда ни шло — мог очередью попасть в незащищенные части тела, но с винтовкой — труба — патрона в патроннике у фрица к тому моменту уже наверняка не было — выстрелил до этого, а перезарядить ему никто не даст, колоть штыком в бронежилет бесполезно, а в любое другое место — даже если удачно попадет в ногу или руку, все-равно получит в ответ, бить прикладом… в броник — нет смысла, на голове у нашего бойца — каска, которая своей многослойной конструкцией отлично демпфировала всякие удары. Оставался нож, которым еще надо было попасть в горло. Так и у нашего был нож, а броник у фрица если и был, то защищал гораздо меньшую поверхность — немцы все еще применяли однослойные стальные пластины, с которыми много не защитишь, если не хочешь таскать на себе пуд железа, да и на близких дистанциях они пробивались даже из пистолетов. Наших, 7,62х25. В общем, даже добравшись до наших окопов, немцы не всегда могли пройти дальше.
Да и добраться удавалось далеко не всегда. Ротам было приказано только придерживать немцев, но не стоять насмерть и в случае прорыва — выходить из-под удара в стороны. Но при такой плотности огня, что мы смогли обеспечить автоматическим и осколочным оружием, даже если немцы и прорывали где-то линии наших окопов, они попадали в огневые мешки, созданные отсечными позициями — когда два окопа шли под углом к основному сзади него на расстоянии сто-двести метров, и, войдя в створ между ними, враг попадал под сосредоточенный перекрестный огонь подтянувшихся резервов. Тут главное было не дать ему прорваться вдоль одного из таких окопов вглубь, но на то и создавались такие многочисленные фланкирующие позиции, с которых было удобно расстреливать атакующих в бок. Хватило бы бойцов.
Бойцов хватало. В отражении первого натиска участвовало не более трети личного состава, остальные сидели в отсечных окопах и ждали своей очереди. К тому же, обнаружив серьезность атаки, ротный вызывал мобильные подкрепления на БТР и вездеходах, так что через двадцать-двадцать пять минут после получения сигнала на опорный пункт начинали прибывать первые взводы — как раз время на то, чтобы немцам приблизиться к нашим окопам на сто-сто пятьдесят метров. А когда они все-таки чуть ли не по трупам добирались до первой линии окопов, их встречал сосредоточенный огонь не только оборонявшейся роты, но и подошедшей мобильной роты, что дежурила на этот раз. Потом, где-то через полчаса, начинали подтягиваться остальные взводы и роты мобильного батальона, и тут уж у ротного и комбата возникала мысль "А не сходить ли нам до немца?". Запрашивалась авиаподдержка, формировались колонны, минометами задымляли немецкие позиции, чтобы затруднить работу корректировщиков — и рывком, на БМП в первой линии и на вездеходах во второй, под прикрытием САУ и штурмовиков пересекали нейтралку, вламывались уже в немецкие окопы, и начиналась бойня. ПТО немцев к тому моменту обычно была уже подавлена штурмовиками, но они все-равно устраивали в рассеивающемся задымлении настоящую охоту за немецкими САУ, а наша пехота шарилась по окопам в поисках немецких солдат. АГС и крупнокалиберные пулеметы, установленные для такого случая по бортам БМП и вездеходов, позволяли придавить ответный огонь немцев, а то и загасить возникавшие очаги сопротивления — вездеход или БМП с откинутыми люками крыши десантного отделения медленно продвигались вдоль окопов, а один или два бойца всаживали за повороты, поверх брустверов, вдоль ходов сообщений короткие очереди из двух-трех осколочных гранат или трех-пяти патронов калибра 12,7. Даже получив рядом несколько таких "гвоздей", любой здравомыслящий немец старался стать как можно меньше, так что у остальных бойцов отделения, двигавшихся рядом с боевой машиной, была возможность подобраться к фрицам, закидать гранатами тех, кто не успевал поднять приклады над брустверами, а оставшихся в живых собрать во взводные колонны и отконвоировать через нейтралку
В первые дни таких контратак было немного — и немец силен, и его ПТО еще недостаточно была подавлена, и мы еще не нашли, как можно было бы воспользоваться немецкими тактическими находками, так что удачными были только отдельные контратаки, когда БМП проходили по закрытым местам, умудрившись не подставиться под немецкие орудия и САУ, и тогда уж пройти огнем пулеметов и АГС вдоль немецких окопов, пока остальные подразделения шустро чешут через нейтралку, пользуясь тем, что немцы отвлечены на уничтожение прорвавшейся группы из пяти-семи машин. Вот первых подбивали половину, если не больше, зато вторые проскакивали поле почти без потерь — если только какая-то недобитая штурмовиками САУ вынырнет из-за деревьев, или если немцы успеют выставить минные заграждения — в первые дни они мин практически не ставили, рассчитывали все время идти в наступление, да и не подвезли еще достаточного количества. Но потом контратака с захватом исходных немецких позиций стала обыденным явлением — этим заканчивалась чуть ли не каждая вторая немецкая атака.
Так что немцы, потыркавшись почти по всему периметру, постепенно начинали переходить к обороне. Сначала они прекратили попытки форсировать Судость на юго-восток в направлении Брянска. Затем, через пару дней плюнули на северо-восточное направление, где они пытались форсировать Десну и, снова пробив коридор между Дятьково и Людиново, соединиться с восточной группировкой. Затем немцы оставили в покое северо-западный фас — Клетский лес — ну не место там их танкам. Самый большой нажим был в сторону Рославля, но там у нас было самое короткое плечо подвоза боеприпасов и подкреплений, а у немцев — наоборот, самое длинное, а их авиация вообще дотуда если и доставала, то время действия было очень ограниченным. У нас, соответственно, наоборот. Поэтому пятнадцатого августа наступление встало и там. Самого большого успеха фрицы достигли на южном участке к западу от Мглина. Местность там была сравнительно открытая, до южного коридора было недалеко, поэтому вскоре немцы стали заворачивать всю артиллерию налево, так как поняли, что пройти под постоянными ударами с неба почти сто километров до рославльской группировки она просто не сможет — если танки и САУ еще как-то могли протиснуться по второстепенным дорогам, под прикрытием дымовых завес, да быстро уйти под деревья, да прошмыгнуть в промежутки между летной погодой, то гаубицам на автомобильной тяге этот фокус был не по зубам. А до Мглина — и ближе, и маскировку можно сделать плотнее, поэтому-то в направлении на запад от Мглина немцы получили неплохую артиллерийскую поддержку крупными калибрами. Тем более что зажигаемые фрицами повсюду дымовые шашки, а то и обычные дымные костры неплохо маскировали пороховые выстрелы, так что отследить позиции артиллерии через ИК-технику стало гораздо сложнее — приходилось пролетать буквально над головами, чтобы разглядеть, что вот то нагромождение кустов — на самом деле не кусты, а ветки, навязанные на закрытый маскировочной сеткой каркас из стальных трубок — немцы начали массово выпускать такие конструкции, и мы уже успели с ними ознакомиться. Неплохая штука, только сильно колышется от выстрелов, ну да это и понятно — все-таки не железобетон. Но все-равно и такие ухищрения снизили вероятность обнаружения немецких батарей, к тому же и для их авиации тут было ближе лететь, так что штурмовики не могли так уж безнаказанно ходить над головами фрицев. И вот там-то, прорываясь через наши позиции на холмах и в населенных пунктах, немцы с помощью крупнокалиберной артиллерии и прошли за десять дней десять километров на запад от Мглина почти до Суража, в конце концов уперевшись в лесной массив и реку Ипуть — со странным названием, но зато обрывистыми берегами и множеством небольших болот. На север был уже Клетский лес, а на юг у них просто не хватило сил, чтобы прорваться к шоссе Брянск-Гомель через наши позиции и контратаки.
На один день все встало, замерло, и затем покатилось вспять. К этому времени местность вокруг Клети стараниями наших строительных батальонов превратилась из Клетского леса в Клетский плацдарм. Двадцать шесть бульдозеров, восемнадцать экскаваторов, двенадцать грейдеров, семьдесят восемь пятитонных самосвалов, сорок шесть гусеничных тракторов и сто двенадцать бензопил "Дружба" днями и ночами валили лес, разравнивали бугры, корчевали пни, гатили топкие места и засыпали все песком и щебнем, но проложили-таки более сотни километров лесных дорог, по которым мы и стали напитывать лес войсками. Немцы готовили мешки для нас, мы — для них. Посмотрим, чья мешковина окажется крепче.
Но первой ласточкой грядущего перелома стал танковый батальон, который ушел в атаку с Клетского плацдарма на восток и не вернулся. Стальным ломом сквозь тонкий лед он прорвал немецкую оборону на всю ее небольшую глубину и булькнул там, затерявшись напрочь — на пару дней установилась нелетная погода, да еще штурман батальона периодически путался в расчетах, а батальонную дальнобойную рацию повредило еще в самом начале наступления — штабной вездеход попал под раздачу пропущенного орудия, которое, к счастью, выжидало танк, поэтому проткнуло его бронебойной болванкой, а не осколочным, так что никого не убило, но рацию и ремкомлекты разнесло в щепы — заметили это только когда отъехали на пару километров — так резко мехвод рванул зигзагами с опасного места.
Потом, судя по журналу боевых действий, героический рейд по немецким тылам напоминал броуновское движение мелкой частицы. Вот только танковый батальон был не мелкой частицей — тридцать один танк, четыре САУ, сорок БМП, четыре ЗСУ-23-2, пять штабных и двадцать обозных вездеходов и, как вишенка на торте — самолет-разведчик. Поэтому при встрече с ним от фрицев отлетали существенные куски, так что на своих гусеницах он оставил не только километры дорог и полей, но еще десятки немецких грузовиков и сотни фашистов. Правда, и сам батальон нес потери, так что вышел он уже изрядно побитым, но и на последнем издыхании умудрился заработать для комбата звезду Героя Советского Союза, следующее звание, ну и остальным тоже перепало.
Утром семнадцатого августа наши части, державшие оборону по восточному берегу Судости, услышали со стороны немцев сильную пальбу из орудий. Приняв ее за начало артподготовки, ротный поднял бойцов в ружье, сообщил "наверх" и стал ждать падения немецких снарядов. Снарядов не было. Да и стрельба на том берегу понемногу стихала, все больше переходя с мощного баса орудийных стволов в несолидную трескотню стрелковки. А через полчаса в рации заговорил незнакомый голос:
— Вы по нашему холмику особо не стреляйте, а то еще попадете…