Переломныи? момент

Лоусон Пайпер

Нова: Какой у тебя адрес? Я приеду к тебе.

Он говорит мне, и я еду туда на «Убер», чувствуя себя в равной степени подавленной и подвыпившей.

Здание представляет собой современную высотку, полностью застекленную, с большими балконами.

Поездка на лифте, кажется, длится вечность.

Когда я добираюсь до его этажа и стучусь, он открывает дверь, выглядя привлекательно в серой майке, которая обтягивает его мускулы и руки.

Его волосы еще влажные после душа. Одна из штанин задрана до бедра, а к колену прикреплен пакет со льдом.

На мгновение кажется,

что конец света не наступил, потому что он стоит здесь.

Я протягиваю кекс.

— У тебя непереносимость лактозы? — спрашиваю я тихим голосом.

— Нет, блядь, — он берет кекс в одну руку, а другой хватает меня за предплечье. — А теперь тащи сюда свою задницу.

Я уже чувствую себя немного лучше.

Клэй показывает мне свое жилье.

Квартира просторная, с высоким потолком и огромными окнами с видом на город. Кухня элегантная и современная, шкафы выкрашены в белый и черный цвета. Мебель чистая и отполированная, как будто он здесь не живет, а обустраивает свое место. В нем чувствуются слабые нотки лимона и лайма, смешанные с теплым мужским ароматом, который я вдыхаю полной грудью.

— Это гостевая спальня, — пройдя дальше по коридору, он жестом показывает на спальню, больше, чем моя в Бостоне. Стены уставлены полками с трофеями, плакатами и знаменами.

— Боже, — я бросила на него взгляд. — Это все за баскетбол?

— Я в нем очень хорош.

Он продолжает экскурсию, и я еще раз осматриваю все золото, прежде чем последовать за ним.

— А это... — он нажимает на выключатель в конце коридора. — Это моя.

Главная спальня огромна. Кремовый ковер, стены в тон, зона отдыха в одном конце, плюс двуспальная кровать, которой, кажется, нет конца.

Меня осеняет.

Так вот зачем он меня пригласил?

Возможно.

Я фантазировала о сексе с ним больше раз, чем мне хотелось бы сосчитать, но я не представляла, что это произойдет вот так. Хотя сейчас, когда я смотрю на него сверху, а его глаза темнеют с каждой секундой, я знаю, что у нас все получится.

Мои пальцы тянутся к пуговицам, и он хмурится.

Клэй берет меня за руку, останавливая.

— О. Я думала, ты хочешь... — я замялась.

Очевидно, я неправильно все поняла. Сегодня я умудрилась унизить себя дважды.

— Я действительно чертовски хочу, Нова. Но не сегодня. Не тогда, когда ты коришь себя за то, чего не совершала.

Вблизи я могу сосчитать золотые искорки в его темных глазах. Такое чувство, что он хочет, чтобы я поняла.

Я понимаю и благодарна.

Вздыхаю с облегчением, когда он тянет меня обратно в гостиную.

Он опускается на огромный Г-образный диван, и я следую его примеру. Он снимает пакет со льдом со своего колена и кладет его на кофейный столик. Затем, к моему удивлению, он притягивает меня к себе между ног и прижимает спиной к своей груди.

— Итак, расскажи мне, что произошло на этой вечеринке, — голос Клэя вибрирует на моей коже.

Я рассказываю ему одну грязную деталь за другой, стараясь не обращать внимания на то, что прижимаюсь к его твердому, теплому телу. Так проще — мне не нужно смотреть

на его выражение лица.

Вот только к концу его грудь раскачивается от смеха.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— Это не смешно! — протестую я, ударяя его в живот. Моя рука легко отскакивает от его рельефного пресса.

— Это даже забавно. Есть еще те кексы?

Я закатываю глаза, но мои губы подергиваются.

— Мари, наверное, их сожгла. Хотя я дважды и трижды перепроверила... Что-то пошло не так, и я облажалась, а Хлоя спасла положение. Мари всегда была идеальной, ответственной, у которой все было в порядке.

— Я в это не верю.

— Это правда.

Клэй слушает. Его глаза темные и пристальные, пока я рассказываю ему о том, как мы росли вместе.

— Я никогда не возражала против поездок. Она ненавидела их. Ненавидела оставлять друзей, покидать места. Наши родители были очень добрыми людьми, и они заботились о нас. Но Мари было труднее пережить перемены, чем мне. Теперь, когда мы выросли, она нашла якорь в своей работе, в этом месте и в Харлане. А я? Я — воздушный шар, который плывет по воздуху и не знает, как найти землю.

Я вздыхаю в его объятиях.

— Моя мама часто пела эту песню «Дом». Это был единственный раз, когда Мари прижималась к маме, и казалось, что они понимают друг друга. У меня есть запись, где она поет ее. Я пытаюсь найти ее для свадьбы.

— Я уверен, ей это понравится.

Я киваю, сглатывая, пока мои пальцы сжимаются и разжимаются.

— У меня есть друзья, но она — моя семья. Та, которая должна любить меня, несмотря ни на что, и которая знает, что я всегда буду любить ее, — я делаю неглубокий вдох. — Когда мои родители умерли, они были в отпуске в Коста-Рике. Мари была занята работой, а я училась на первом курсе художественной школы. Я должна была поехать с ними, но в последнюю минуту отказалась от поездки из-за того, что хотела заниматься в школе. Я сказала им, чтобы они отправились в этот тур на самолете вместо меня, и они так и сделали. Только погода была плохая, и они разбились.

Чувство вины и горя нарастают, поглощая меня, пока мои легкие не начинают гореть, а ребра не грозят треснуть.

— В их смерти нет твоей вины, — пробормотал он.

— Я должна была быть с ними, — настаиваю я. — Должна была быть в том самолете.

Клэй берет мое лицо в свои руки и проводит по моим щекам, собирая слезы, которые я не замечала до этого момента.

— Я чертовски рад, что ты не была в том самолете, — шепчет он мне в губы.

От его слов чувство вины в моей груди ослабевает, сменяясь ощущением тепла и надежды.

— Правда? — я моргаю, глядя на него. Это первый раз, когда кто-то говорит мне такое, и это значит для меня все.

— Да, блядь. Для начала, — он отстраняется на дюйм, — в прошлом месяце никто бы не летел тем коммерческим рейсом и не сказал бы мне, что я должен подумать о карьере баскетболиста. И ты видишь, как хорошо это сработало.

Мои глаза зажмуриваются.

— Прекрати...

Его смех раскатывается во мне, и он крепко прижимает меня к себе, пока мы оба не начинаем смеяться.