Переломный момент
Шрифт:
– Господи! Ну я же просила без политики, – капризным голосом проныла Мальвина. – Садимся по принципу: мальчик, девочка, мальчик, девочка!
Гости задвигали стульями, стали пересаживаться с места на место.
– А если всем мальчиков не хватит? – заволновалась дама в причёске.
– Не надо жадничать, стол почти круглый.
– Мальвиночка, а как же без политики, если она повсеместно?
– А как у нас в театре. Тишь, гладь и божья благодать. У нас не забалуешь. «Вишнёвый сад» и
– Ну хоть букву заветную на фасаде не повесили.
– Нам и не надо, у нас вместо буквы всем известный худрук. Ой! – Мальвина закрыла рот ладошкой.
– Не бойся, среди нас актёров нет.
– Знаешь ли, «весь мир театр, а люди в нём актёры»!
– Шекспир зря не скажет.
– А я вот интересуюсь, что обо всём этом думает наша молодёжь?
Все устремили взгляды на Леру.
– Наша молодёжь ничего не думает, ей замуж надо или жениться, – сказала Галина Ивановна, даже не дав Лере открыть рот.
– Мне кажется, вы недооцениваете новое поколение.
– Ничего подобного. Как там в вашей пирамиде потребностей? Сначала первичные надобности, а потом уже и мысли всякие. Пока у человека нет семьи, он озабочен её созданием, вот когда создаст, тогда и задумается, как ему во всём этом бардаке выживать.
– Галина Ивановна, ваши мысли так же безукоризненны, как и ваш оливье! – воскликнул Анатолий.
– А я и есть та самая кухарка, которая может руководить государством.
– Да, с таким руководителем мы бы всей страной зажили как в шоколаде.
Тут все посмотрели на Мальвину, явно завидуя её жизни под руководством столь замечательной кухарки. Лера тоже подивилась тому, как ловко Галина Ивановна интерпретировала суть пирамиды Маслоу. Интересно, откуда ей вообще о ней известно. Получается, она ничего не знает о Галине Ивановне, а та явно женщина образованная, с бурной личной жизнью в прошлом: и пьющий-то у неё был, и гигант большого секса тоже.
– А как мы без телевизора поймём, что Новый год уже того, пришёл на нашу многострадальную землю?
– У нас муж на это есть, – с гордостью сообщила Мальвина. – И часы с боем. Всё заведено, смазано и синхо, сринхо, тьфу ты, синхротизировано…
– Синхронизировано?
– Да, именно! С московским временем.
– А почему с московским? У нас своё время, ленинградское! Толик, спой, светик, не стыдись. Просим, просим!
Все захлопали в ладоши.
– Ну раз просите, я не буду ломаться, – Анатолий отложил нож и вилку, промокнул рот салфеткой и уселся к роялю.
– «Город над вольной Невой, город нашей славы трудовой,
Слышишь, Ленинград, я тебе пою задушевную песню свою» ….
Пел Анатолий красиво как по телевизору. Ну да, господин в таком смокинге явно предназначен для
– У нас свой «Голубой огонёк», – сказал он, закончив и выслушав аплодисменты. – Лерочке, наверное, кажется, что мы все из нафталина вылезли.
– Ничего подобного! – возмутилась Лера. – Вы все прекрасны как произведения искусства.
– Ага, антиквариат, – он уселся на место подле Галины Ивановны. Лере показалось, что он смотрит на домработницу со значением. Неужели хочет переманить? Или имеет на неё виды? Какие же они смешные, эти старики.
Как и предполагала Галина Ивановна, Лера вскоре объелась, стала пыхтеть, завистливо поглядывая на фасон платья Мальвины, но не могла остановиться. Всё было очень вкусно, впрочем, как и всегда.
Проводили Старый год, обсудили его беды, опять вернулись к политике, без которой никак, опять Мальвина всех призвала к порядку.
– Предлагаю поблагодарить уходящий год за то, что он всё же был для нас хорошим, – сказала Мальвина, – потому, хотя бы, что никого из нас не убил.
За это дружно выпили.
– Ты как всегда права, любовь моя, – согласился с ней супруг, – однако если посмотреть через шесть рукопожатий, к примеру, то нас выкосило изрядно. Выпьем за павших.
Выпили молча, не чокаясь, и загрустили.
– А ещё уехало много людей, – сообщила дама в причёске, – у нас вот тоже документы на оформлении.
– Смазываете лыжи?
– А что делать?
– Это ужасно, особенно когда на старости лет. – Мальвина взялась за голову. – Как представлю, без своего угла, без привычного круга общения, без снега, в конце концов!
– Знаешь, вот это последнее как раз можно пережить.
– И круг общения там уже вскоре будет тот же, что и здесь, только лучше, безо всякой ваты.
– Ха! Там своей ваты навалом, вон, со знаменами туда-сюда ходят, куда ни глянь: и в Берлине, и на Кипре, и в Израиловке вашей.
– Демократия.
– А зря! Надо сразу высылать сюда, к родным берёзам, пусть прильнут, так сказать, ощутят в полной мере.
– Некоторые не понимают, почему тут нам так душно стало.
– И не поймут.
– Да они просто завидуют.
– Горек хлеб чужбины.
– АААААА! Опять вы про политику!
В это время часы на стене гостиной заскрежетали, готовясь проявить свою синхронизированность с московским временем.
– Пора! – провозгласил хозяин дома.
Все встали.
– Год выдался нелёгким, – замогильным голосом начал он.
– Мишенька! Ну, я же просила! – почти застонала Мальвина.
– Хорошо. Пусть новый год будет лучше предыдущего. Ура!
– Миру мир!
Часы начали бой. Получалось у них не хуже, чем у курантов по телевизору.