Перемены
Шрифт:
— У меня очень крепкий сон, — пояснил я. — Держу подушку под одним из столов в лаборатории. Дремлю иногда там внизу. Приятно и свежо.
Тонкий изучающе смотрел на меня в течение минуты. Затем он, четко выговаривая фразы, произнес:
— Нет, вы там не спали. Вас там вовсе не было. Там нет достаточно большого пространства, чтобы скрыть мужчину в этом подвале. Вы были где-то еще.
— Где? — спросил я его. — Я имею в виду, это вовсе не большая квартира. Гостиная, спальня, ванная, подвал. Вы обнаружили меня на полу в подвале, в
Тонкий прищурил глаза. Потом он покачал головой и вздохнул:
— Не знаю. Я наблюдал множество трюков. Видел, как парень однажды заставил исчезнуть Статую Свободы.
Я развел руками.
— Вы считаете, я сделал это при помощи зеркал или чем-то там таким?
— Может быть, — пожал он плечами. — У меня нет хорошего объяснения, как вы внезапно там оказались, Дрезден. А я становлюсь раздражительным, когда у меня нет для чего-то хорошего объяснения. Поэтому я начинаю копать до тех пор, пока что-то не нахожу.
Я усмехнулся ему. Я не смог это сдержать.
— Я спал в своей лаборатории. Проснулся, когда вы парни начали заламывать мне руки. Вы думаете, я вылез из секретного места, так хорошо спрятанного, что никто не нашел его в комнате подвергнувшейся полной зачистке? Или, может быть, я возник из воздуха? Какая из этих историй будет иметь смысл для судьи при рассмотрении гражданского иска, который я подам против Чикагского департамента полиции и Бюро? Ваша или моя?
Выражение лица Тонкого стало кислым.
Рудольф внезапно возник, справа от меня и с треском ударил кулаком по столу.
— Рассказывай нам, почему ты взорвал здание, Дрезден!
Я буквально лопнул от смеха. Я не смог его сдержать. Я был полностью вымотан, но смеялся до тех пор, пока мой живот не начал ходить ходуном.
— Я сожалею, — задыхаясь, выдавил я мгновение спустя. — Я сожалею… Это было именно так… ах-ха-ха! — я покачал головой и попытался взять под контроль свои эмоции.
— Рудольф, — холодно произнес Тонкий. — Убирайся.
— Ты не можешь приказать мне уйти. Я должным образом назначенный представитель Чикагского департамента полиции и член этой оперативной группы.
— Ты — бесполезен, непрофессионален и мешаешь снятию показаний, — сказал Тонкий ровным голосом. Он перевел темные глаза на Рудольфа и повторил, — Проваливай. Отсюда.
У Тонкого был чертовски выразительный взгляд. У некоторых людей он есть. Они просто смотрят на вас, не произнося ни слова, и вы понимаете, что они готовы проявить жестокость и желают это продемонстрировать. Такой взгляд не выражает никакой специфической эмоции, ничего, из того, что можно легко обречь в слова. Тонкий не нуждался ни в каких словах. Он смотрел на Рудольфа с некоей тенью застарелой смерти в глазах и кроме этого ничего не делал.
Рудольф вздрогнул. Он промямлил что-то про подачу жалобы на ФБР и покинул комнату.
Агент Тилли повернулся
— Ты сделал это?
Я на секунду встретился с ним взглядом.
— Нет.
Тилли прикусил губу, несколько раз кивнул головой и сказал:
— Хорошо.
Я удивленно приподнял брови.
— Все так просто?
— Я знаю, когда люди лгут, — ответил он спокойно.
— Именно поэтому — это опрос, а не допрос?
— Это — опрос, потому что Рудольф заврался, когда науськивал на тебя моего босса, — скривившись, произнес Тилли. — Теперь я увидел тебя сам. И ты не подходишь под профиль подрывника.
— Почему не подхожу?
— Твоя квартира это одна большая груда неорганизованного беспорядка. У неорганизованных изготовителей бомб небольшие надежды на продолжительную жизнь. Мой ход. Почему кто-то пытается впутать тебя в это дело с офисным зданием?
— Политика, думаю, — я откинулся на спинку стула. — Кэррин Мёрфи отщипнула немного денег, разрушив некоторые их теневые планы. Денег предназначенных для политиков. Я некий побочный результат этого, потому что она — та, кто нанимала меня как консультанта относительно этих дел.
— Грёбаное Чикаго, — сказал Тилли, с настоящим презрением в голосе. — Правительство в полном составе насквозь коррумпировано.
— Аминь, — закончил я.
— Я прочел твоё досье. Говорят, ты заглядывал в наш офис прежде. Говорят, четыре агента исчезло несколько дней спустя, — он скривил губы. — Тебя подозревали в похищении, убийстве, и по крайне мере в двух случаях поджога, один из которых был общественным зданием.
— Это не была моя вина, — буркнул я. — Это здание — случайность.
— Ты живешь интересной жизнью, Дрезден.
— Не совсем. Просто бурные выходные время от времени.
— Наоборот, — внимательно глядя на меня, произнес Тилли. — Я очень заинтересовался тобой.
Я вздохнул.
— Приятель. Не стоит.
Тилли нахмурился, обдумывая это, слабая тонкая линия появилась между его бровей.
— Ты знаешь, кто взорвал твоё офисное здание?
— Нет.
Выражение лица Тилли застыло, словно высеченное из камня.
— Ложь.
— Если я скажу тебе, — помолчав, заявил я, — ты мне просто не поверишь и решишь упрятать меня куда-нибудь в психушку. Так что — нет. Я не знаю, кто взорвал здание.
Он задумчиво кивнул головой и сказал официальным тоном:
— То, что вы сейчас делаете, может быть истолковано как вмешательство и препятствование расследованию. В зависимости от того, кто стоит за взрывом и почему, это может трактоваться как измена.
— Другими словами, — я смерил его взглядом, — вы не смогли найти ничего в моей квартире, чтобы инкриминировать мне или дать вам предлог для моего задержания. Так что сейчас вы надеетесь запугать меня для откровенной беседы с вами.