Перемещенный
Шрифт:
— Кстати, просвети меня, если не сложно, ты зачем яблоки у той тетки воровала? У тебя во дворе точно такая же яблоня стоит!
— Чужие — вкуснее, — авторитетно заметила Нюра. — Да и тетка, если честно, противная до безобразия. Я вот у нее еще всю смородину съем! — пообещала она и Степан ей поверил. Эта — может.
Пили, танцевали под музыку, что лилась из старенького граммофона. Потом опять пили. И опять танцевали. Степан обнимал девушку, вдыхал аромат ее волос, легко касался губами тонкой грациозной шеи. А потом они целовались.
— Погоди! — он с трудом оторвался от Нюры и бросил обеспокоенный взгляд на циферблат часов. — Мне же к кузнецу попасть надо, а потом на склад — оружие получать.
— Ну надо так надо. Только мы с тобой толком так ничего и не съели. А я все утро готовила.
— Сегодня обязательно все съедим. Вечером. Когда со всеми делами управимся.
— Ладно, — легко согласилась Нюра. — Хочешь, вдвоем к кузнецу сходим?
— Да я и сам хотел тебе это предложить, — признался он. — Давай только приберем продукты по-быстрому, чтобы ничего не пропало. Где у тебя тут холодильник?
— Холо кто?
Ну надо же, ляпнул не подумавши. Вот и выкручивайся теперь!
— Хо-ло-диль-ник, — произнес по слогам Степан. — Ну место, где продукты хранятся, чтоб не протухли.
— В подполе и хранятся. Только надо все по глечикам обратно из тарелок порассыпать да крышками накрыть. А что, у вас подпол холла-диль-ником кличут?
— Вовсе нет, — Степан улыбнулся и, глядя в пытливые глазенки Нюры, понял: на этот раз ему не отвертеться. Придется отвечать. — Короче механизм такой. Машина. Двигатель работает, гоняет по трубкам в стенах холодный газ, который фреоном называется. Поэтому внутри холодильника всегда холод. А в морозилке — так вообще лед!
— Ух ты! — Нюра восторженно запрыгала на месте. — То есть если на улице лето, а ты вдруг соскучилась по зиме, то просто заходишь в холла-диль-ник? А в ма-ра-зил-ке можно вообще по льду кататься?
— Да, — не стал разубеждать ее Степан, догадываясь, что подобные расспросы могут затянуться до вечера.
— Какие же люди в твоем мире все-таки дураки! — сделала неожиданный вывод девушка. — Ну это же надо — такую красотищу кастрюлями загромождать! Построили бы лучше себе подполы, а в халло-дильни-ках и маара-зил-ках отдыхали!
— Так мы идем к кузнецу или нет в конце-то концов?
— Конечно, идем! Ты давай продуктами займись, а я схожу, переоденусь.
Она упорхнула и вскоре вернулась в своем оранжевом платьице — том самом, которое было на ней, когда он увидел ее впервые. Наваждение кончилось. Теперь перед ним стояла девчонка-подросток. Женщина исчезла, оставив о себе лишь воспоминания и какую-то сладкую, щемящую боль в груди.
— Там форма твоя уже высохла, наверно. Сейчас принесу.
Степан спустил в подпол последний казан, вымыл руки.
— И вправду высохла!
— Спасибо, — он принял из рук Нюры свою одежду.
Солнце палило немилосердно, лужи исчезали прямо на глазах.
Дом кузнеца стоял прямо посреди деревни. Основательный, почти вдвое больше дома Нюры. К правому боку его прилепилась приличных размеров пристройка, из трубы которой, несмотря на жару, валили плотные клубы дыма. «Кузня» — догадался Степан и оказался совершенно прав. Нюра протащила его за калитку и повела прямиком к кузне, мимо многочисленной ребятни — повизгивающей, бегающей взад-вперед, а то и путающейся под ногами. Дверь в пристройку была распахнута, а в глубине ее суетился громадных размеров детина с оголенным торсом.
— Дядя Гена, а я вам заказчика привела!
— Ишь ты! — кузнец оторвался от перекладывания каких-то металлических чушек и с улыбкой на черном от копоти лице направился к ним.
— Здорово, бандитка!
— И никакая я вам не бандитка! — тут же умудрилась обидеться Нюра.
— Ладно-ладно, — он шутливо поднял кверху руки, а затем, подойдя поближе, протянул одну из них Степану для рукопожатия. — Вильгельм, — представился детина и, поймав удивленный взгляд последнего, пояснил: — многие Геной кличут, да мне то оно все едино!
— Степан, — ладонь у кузнеца оказалась крепкая, мозолистая.
— Так что там у тебя?
— Да шашку хочу себе. Адыгейскую.
Кузнец от такого заявления потерял дар речи. Его черные кустистые брови сошлись на переносице:
— Это что еще за диво такое?
Степан, как мог, объяснил. Видел: не поняли они друг друга. Тогда попросил лист бумаги и нарисовал, обозначив размер лезвия, длину рукояти, а также и толщину самого клинка. Обратил внимание на глаза кузнеца — с каждой минутой они разгорались все сильнее и сильнее в предвкушении новой, а оттого и вдесятеро более интересной работы. Несомненно, творческим человеком был кузнец. Даром, что черты лица словно вытесаны из камня. Ну да разве же это показатель?
Долго договаривались о сроках. Степану клинок нужен был позарез — очень уж хотелось испытать его в первом бою. Наконец сошлись на шести днях.
— Сколько я вам буду должен? — задал он самый щекотливый для себя вопрос.
— За материал — триста рублей. Да плюс работа. Сколько за работу — сам не знаю пока. Покумекать надо.
— Понятно, — уныло произнес Степан. У него-то на счету всего где-то около двухсот пятидесяти оставалось.
— Что, не хватает?
— Нет. Новый я человек в этом мире.