Перемещенный
Шрифт:
Жизнь казалась каким-то непрекращающимся праздником и… даже чем-то еще более прекрасным. Чем-то, что делало это волшебство полным тайного смысла, как и все эти дни, посвященные играм в саду анклава.
Мамины руки нежно обняли его.
— Я люблю тебя, малыш Гален.
От нее пахло летними сочными травами и мягким теплым бризом, и он, зарывшись носом в ее плечо, знал, что вся его жизнь обещает быть просто сказочной.
От нее несло антисептиком, и скальпель в ее
«Чтоб я сдох — он открыл глаза!»
Свет.
«Не могу в это поверить. Зрачки реагируют!»
«Ты уверен? Взгляни сюда — осколки костей пробили сердце, легкие не работают. Давление…давления вообще нет!»
«Но его чертовы зрачки реагируют на свет!»
«Нужно войти в мозг…»
«Что же нам делать?»
«Немного попрактиковаться, полагаю. Подкачаем кислорода и войдем.»
«Сколько же ему еще осталось?»
«Минус десять минут, парень. Вот уже десять минут, как он должен быть мертв».
Давление в пластмассовом кольце вокруг его рта и носа усилилось. Перед глазами завращался световой круг, цвет его менялся от голубого до желтого, затем вдруг круг превратился в сферу и…
Большой желтый мяч взвился в воздух, и он прыгнул за ним чуть раньше, чем требовалось. Мяч стукнул его по голове, отскочил и покатился по земле, и он со всех ног бросился следом, пытаясь его догнать, а мяч продолжал катиться, пока не наткнулся на ствол небольшой яблони и не остановился.
Он подхватил мяч, крепко прижал к себе маленькими ручонками и, смешно переваливаясь, побежал назад, чтобы снова бросить его маме. Не добегая нескольких шагов, он затормозил, сосредоточился, глубоко вздохнул и с силой толкнул мяч. Мама молниеносно качнулась в сторону, и, подбив мяч одной рукой, направила его туда, где могла уже без особого труда поймать его.
— Молодец, малыш Гален, умница, — мама обнимала мяч так же, как недавно обнимала его.
— Еще! — закричал Гален, хлопая в ладоши. — Еще! Еще!
— Нет!
Он сразу узнал этот голос — трудно было представить, что Томас Роф посмеет появиться здесь в отсутствие отца. Руки мальчика бессильно упали вдоль тела, и он опустил голову, не решаясь поднять глаза.
Время игр закончилось.
— Так не хорошо, малыш Гален, — повторил голос. Высокий, темный человек, неторопливо загребая густую траву ногами, приближался к матери Галена. Подойдя к ней вплотную, он забрал у нее мяч.
— Очень плохо, Гален, плохо. Понимаешь?
Гален почувствовал, как его нижняя губа начала дрожать. Не поднимая головы, он принялся носком туфля ковырять землю. Человек подошел ближе, и мальчик из-под лобья взглянул на него.
Томас остановился футах в четырех от него и присел на корточки. Солнечные лучи не играли в его волосах, ибо Роф
— Смотри, мальчик, как это делается. Мяч нужно бросать вот так.
Желтый мяч покоился на вытянутых вперед ладонях Томаса. Неожиданно мяч подпрыгнул, крутанулся в воздухе, на мгновение завис, затем медленно подплыл к Галену и мягко лег в его машинально подставленные руки.
— Видел? — улыбнулся Томас; его улыбка была подобна неожиданному блеску грани кристалла в темноте. — Вот так нужно бросать мячик, малыш Гален. Тогда все будет хорошо. А теперь попробуй ты.
Гален попытался удержать мяч на вытянутых руках, но тот был слишком тяжел и все время скатывался на землю.
Улыбка темного человека погасла:
— Еще раз, мальчик. Попытайся еще раз.
Гален поднял мяч и снова попытался удержать его так, как учили в старой школе. Это ему удалось, но он не знал, что делать дальше.
Мальчик нерешительно взглянул на мать, но не понял выражения, появившегося в прекрасных маминых глазах. Он перевел взгляд на Томаса; глаза последнего напоминали пустые бездонные колодцы.
Гален почувствовал, как его начинает бить дрожь. Отбросив мяч в сторону, он ринулся к матери, протягивая руки, а по его пылающим щекам заструились слезы.
Она подхватила его, прижала к себе и принялась нашептывать что-то успокаивающее и ласковое слова, но даже этот шепот не мог перекрыть слов темного человека, доносившихся до мальчика в промежутках между всхлипами.
— … говорил я тебе?… не такой, как мы… что-то не то… врожденный… уродец … не может больше находиться… находиться…
… оставайся с нами… оставайся с нами… Вот так.
«Ты уверен, что ЭЭГ подсоединен правильно?»
«Он дышит, не так ли?»
«Здорово же ты поработал над этим легким. Мне уже казалось, что оно…»
«Что?! Да я даже не касался его разорванного легкого! Оно только… оно…»
«Он снова открыл глаза!»
«Ты можешь заниматься своими прямыми обязанностями — следить за вводом анестетика?»
«Успокойся — все выполняется хрестоматийно, как по учебнику. Вот только метаболизм этого парня совершенно не вяжется с тем, о чем говорится в умных научных книжках».
«Просто поразительно…»
«Как и его легкое, верно?»
«Ладно, ладно, главное, что он до сих пор жив. Давай заштопаем ему эти разрывы в стенках желудочка.»