Переносная дверь
Шрифт:
Это ему кое-что напомнило: сейчас ему предстояло сделать нечто очень трудное, опасное и судьбоносное, но за всеми играми оно как-то улетучилось у него из головы.
– У вас какие-нибудь планы на ленч есть? – спросил он, насколько мог небрежно.
– Сандвич с сыром и бутылка минеральной воды без газа. А в чем дело?
– Ну, честно говоря, у меня такое чувство, будто следовало бы выпить. – Чувство у него действительно такое было, но не из-за разрядов тока или фантомных бокситов. – Идете?
Она нахмурилась:
– Я во время ленча не пью.
– И я тоже –
И снова настало Мгновение. Пол почти слышал, как дребезжит, крутясь на ободе, монетка.
– Пошли, – кивнула она.
Подавив желание запеть «Солнце ходит в Шляпе», Пол встал.
– Тогда нам лучше поторопиться, – сказал он. – Пока дверь не заперли.
– Ладно.
И они направились в маленькую итальянскую закусочную на углу соседней улицы. Пока они стояли в очереди у прилавка, Полу пришло в голову, что, если он не хочет сегодня вечером идти в Кентиш-таун пешком, позволить он себе может только кусок сахара, но тут худая девушка посмотрела на него и сказала:
– Я угощаю.
– Вы...
– Да, конечно. Чего бы вы хотели?
Пол выбрал кофе и булочку с ветчиной, худая девушка заказала то же самое, минус булочку с ветчиной. Они устроились на высоких табуретах в уголке. Для Пола происходящее было еще более нереальным, чем разряды тока, борозды от когтей или даже меч в камне. Он с ужасом сообразил, что сидит в заведении общественного питания с девушкой, причем не просто девушкой, а с той, с которой больше всего хочет быть рядом. (И говори после этого про совпадения!) Уставившийся из почтового ящика жуткий красный глаз он еще более или менее мог бы пережить, но вот это его добило окончательно.
– Ну, – сказал он.
– Ну что?
На кончике носа у нее сидела снежинка пенки от капучино – ни Картье, ни Фаберже никогда не создавали украшений совершеннее. Он невольно подумал, что хотя эта девушка обладает жутковатой способностью читать его мысли, она все равно никуда не сбежала.
– Не знаю, – сказал он. – Все немного странно, правда.
Она едва заметно приподняла брови, и внезапно Полу захотелось оказаться в Австралии или в другой какой-нибудь равноудаленной точке земного шара.
– Да, кстати, – внезапно сказала она, – меня зовут Софи. Ужасное имя, я его ненавижу.
– А я Пол, – ответил Пол. – Приятно познакомиться.
Она улыбнулась – почти незаметно, но и этого хватило, чтобы просочился лучик света.
– Имя Пол мне тоже не слишком нравится, – продолжил он. – Папа говорил, что Полом звали врача, который принимал у мамы роды. А мама полагает, что назвала меня в честь Пола Маккартни. Но мне всегда казалось, что Пол – это слово, означающее «идиот» в каком-то языке, на котором говорят все, кроме меня.
– А по-моему, нормальное имя, – спокойно сказала она. – Никакое и ни к чему не обязывающее.
Пол пожал плечами:
– Я бы предпочел Джон. Или Джордж, вероятно, даже Ринго. А ты как? Можно мне обращаться к тебе на «ты»?
– Давно пора, – отозвалась она. – Меня, кажется, в честь двоюродной бабушки
Пол кивнул.
– А я в классе был единственный. Полно Тони, Энди и Крисов, у нас была даже парочка Джулианов.
– А у нас – сплошь Каролины и Эммы. Несколько Полов. Я мало что про них помню.
– У нас была бедняжка по имени Галадриэль, – вспомнил Пол. – Ну как можно сыграть с кем-то такую жестокую шутку, а уж тем более со своей плотью и кровью?
Худая девушка (нет, поправился он, Софи) слегка нахмурилась – наверное, не поняла, о чем речь, но не собиралась этого признавать. На том тема имен как будто себя исчерпала.
– Итак, – сказал Пол, – что ты думаешь о нашей работе, кроме того, что все это очень странно?
– Скука смертная, – отозвалась Софи. – Бесконечные дурацкие распечатки. У меня сразу с ними не заладилось, от чего, конечно, стало только хуже.
Это Пол пропустил без комментария.
– Насколько я понимаю, ты не так представляешь себе удачную карьеру?
– Да.
– А чем бы ты хотела заниматься?
Тут она нахмурилась всерьез.
– Не знаю. По правде сказать, я ничем особенно не хочу заниматься. О! Что-то я хочу делать, только вот еще не знаю что. Мне уже ясно, – продолжала она, – деньги или еще какая чушь роли не играют. И еще мне ясно, что я хочу делать что-нибудь, чтобы мир стал лучше. Я подумывала стать социальным работником или врачом, чтобы поехать в Африку, или заняться керамикой, или вступить в передвижную театральную труппу... Ну, как-то заявить о себе. Но когда я стала прицельно думать, оказалось, в этом нет никакого смысла. Правду сказать, я особо ни на что не гожусь и терпеть не могу делать то, что у меня не получается. А потому мне остается только никчемная работа. И мама с папой все еще уверены, что я выйду замуж и заведу детей, поэтому совершенно ясно, что и от них помощи никакой. Вот так я и оказалась в «Уэлс и К°».
Пол расплылся в улыбке.
– И все равно ты как будто организованнее меня. Понимаешь, когда я был ребенком, все было мило и просто: сейчас время игры, потом всего остального, и «тарелка любит чистоту», и только потом получишь пудинг, понимаешь, о чем я? В таком духе я и продолжал. Единственная разница в том, что ребенком я всегда знал, во что хочу играть потом, и всегда была под рукой игра или игрушка. А сейчас я по вечерам сижу перед телевизором и смотрю какой-то мусор. Очень скучно, но хотя бы не работа.
– Значит, работа обязательно должна быть ужасной и гадкой? – Она посмотрела на него в упор.
– Не обязательно, – ответил он. – По всей видимости, кому-то работать нравится. Если уж на то пошло, могу назвать двух одноклассников, которым действительно нравится работать... Ну знаешь, они живут своей работой, точно слились с тем, что делают, причем настолько, что работа определяет, что они собой представляют.
– Звучит не так плохо, – сказала она.
– В теории, – отозвался Пол. – Но из этих двоих один – агент по продаже недвижимости, а другой работает на бойне.