Переписка 1826-1837

Пушкин Александр Сергеевич

Бедный Дельвиг! помянем его Северными Цветами — но мне жаль, если это будет ущерб Сомову — он был искренно к нему привязан — и смерть нашего друга едва ли не ему всего тяжеле: чувства души слабеют и меняются, [как] нужды жизненные не дремлют.

Баратынский собирается написать жизнь Дельвига. Мы все поможем ему нашими воспоминаниями. Не правда ли? Я знал его в Лицее — был свидетелем первого, незамеченного развития его поэтической души — и таланта, которому еще не отдали мы должной справедливости. С ним читал я Державина и Жуковского — с ним толковал обо всем, что душу волнует, что сердце томит. Я хорошо знаю, одним словом, его первую молодость; но ты и Баратынский знаете лучше его раннюю зрелость [и]. Вы были свидетелями возмужалости его души. Напишем же втроем жизнь нашего друга, жизнь богатую не романическими приключениями, но прекрасными чувствами, светлым чистым разумом и надеждами. Отвечай мне на это.

Вижу по письму

твоему, что Туманский в П.[етер]Б.[урге] — обними его за меня. Полюби его, если ты еще его не любишь. В нем много прекрасного, не смотря на некоторые мелочи характера малороссийского. [505]

Что за мысль пришла Гнедичу посылать свои [506] стихи в Сев.[ерную] Пчелу? — Радуюсь, что Греч отказался — как можно чертить анфологическое [507] надгробие в нужнике? И что есть общего между поэтом Дельвигом и [-] чистом полицейским Фаддеем?

505

малороссийского вписано.

506

Переделано из свой

507

Переделано из анфологическую

Милый мой, еще просьба: съезди к St Florent [508] (т. е. к его преемнику) и расплатись с ним за меня. Я, помнится, должен ему около 1,000 руб. Извини меня перед ним — я было совсем о нем забыл.

Что вдова?

31 янв.

Адрес: Его высокоблагородию м. г. Петру Александровичу Плетневу в С. Петербурге в Екатерининском институте.

573. Е. М. Хитрово. Около (не позднее) 9 февраля 1831 г. Москва.

508

Сен-Флорану.

Il est bien heureux pour vous. Madame, d'avoir une âme capable de tout comprendre et de s'intéresser à tout. L'émotion que vous montrez en parlant de la mort d'un poète au milieu des convulsions de l'Europe, est une grande preuve de cette universalité de sentiment. Si la veuve de mon ami était dans un état de détresse, croyez, Madame, que ce n'est qu'à vous que j'aurais eu recours. Mais Delvig laisse deux frères dont il était le seul soutien: ne pourrait-on pas les faire entrer au corps des pages?….

Nous sommes dans l'attente de ce que le sort va décider. La dernière proclamation de l'Empereur est admirable. Il paraît que l'Europe nous regardera faire. Un grand principe vient de surgir du sein des révolutions de 1830: le principe de la Non-intervention qui remplacera celui de la légitimité, violé d'un bout de l'Europe à l'autre. Tel n'était pas le système de Canning.

Voilà donc Mr de Mortemar à Pétersbourg et un homme aimable et historique de plus dans votre société. Qu'il me tarde de m'y retrouver et que je suis soûl de Moscou et de sa nullité tartare!

Vous me parlez du succès de Борис Годунов; en vérité je ne puis y croire. Le succès n'entrait en rien dans mes calculs — lorsque je l'écrivis. C'était en 1825 — et il a fallu la mort d'Alexandre, la faveur inespérée de l'Empereur actuel, sa générosité et sa manière de voir si large et si libérale — pour que ma tragédie pût être publiée. D'ailleurs ce qu'il y a de bon est si peu fait pour frapper le respectable public (c'est à dire, la canaille qui nous juge) et il est si facile de [la] me critiquer raisonnablement, que je croyais ne faire plaisir qu'aux sots, qui auraient eu de l'esprit à mes dépens. Mais il n'y a qu'heur [509] et malheur dans ce bas monde et delenda est Varsovia. [510]

509

В подлиннике: heure

510

Как вы счастливы, сударыня, что обладаете душой, способной всё понять и всем интересоваться. Волнение, проявляемое вами по поводу смерти поэта в то время, как вся Европа содрогается, есть лучшее доказательство этой всеобъемлемости чувства. Будь вдова моего друга в бедственном положении, поверьте, сударыня, я обратился

бы за помощью только к вам. Но Дельвиг оставил двух братьев, для которых он был единственной опорой: нельзя ли определить их в Пажеский корпус?..

Мы ждем решения судьбы — последний манифест государя превосходен. Повидимому, Европа предоставит нам свободу действий. Из недр революций 1830 г. возник великий принцип — принцип невмешательства, который заменит принцип легитимизма, нарушенный от одного конца Европы до другого. Не такова была система Каннинга.

Итак, г-н Мортемар в Петербурге, и в вашем обществе одним приятным и историческим лицом стало больше. Как мне не терпится очутиться среди Вас — я по горло сыт Москвой и ее татарским убожеством!

Вы говорите об успехе Бориса Годунова: право, я не могу этому поверить. Когда я писал его, я меньше всего думал об успехе. Это было в 1825 году — и потребовалась смерть Александра, неожиданная милость нынешнего императора, его великодушие, его широкий и свободный взгляд на вещи, — чтобы моя трагедия могла увидеть свет. Впрочем, все хорошее в ней до такой степени мало пригодно для того, чтобы поразить почтенную публику (то-есть ту чернь, которая нас судит), и так легко осмысленно критиковать [ее] меня, что я думал доставить удовольствие лишь дуракам, которые могли бы поострить на мой счет. Но на этом свете всё зависит от случая и delenda est Varsovia. [1602]

Адрес: E.[e] п.[превосходительству] [511] милостивой государыне Елизавете Михайловне Хитровой В С. Петербург в доме Австрийского посланника.

574. H. И. Кривцову. 10 февраля 1831 г. Москва.

Посылаю тебе, милый друг, любимое мое сочинение. Ты некогда баловал первые мои опыты — будь благосклонен и к произведениям более зрелым. Что ты делаешь в своем уединении? Нынешней осенью был я недалеко от тебя. Мне брюхом хотелось с тобою увидиться и поболтать о старине — карантины мне помешали. Таким образом бог ведает, когда и где судьба [512] сведет нас опять. Мы не так-то легки на подъем. Ты без ноги, а я женат.

511

E. п. вписано.

512

Переделано из мы

— Женат — или почти. Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Il n'est de bonheur que dans les voies communes [513] . Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние рассчеты. Всякая радость будет мне неожиданностию.

513

Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах.

У меня сегодня spleen [514] — прерываю письмо мое, чтоб тебе не передать моей тоски; тебе и своей довольно. Пиши мне на Арбат в дом Хитровой. На днях получил я чрез Вяз[емского] твое письмо, писанное в 1824. Благодарю, но не отвечаю.

10 февр.

575. H. И. Хмельницкий — Пушкину. 11 февраля 1831 г. Смоленск.

Милостивый государь, Александр Сергеевич.

По распоряжению господина министра внутренних дел графа Арсения Андреевича Закревского предположено повсеместно завести губернские публичные библиотеки, и, по приглашению его сиятельства, многие уже из господ писателей и журналистов согласились доставить в оные по экземпляру своих сочинений и периодических изданий.

514

тоска.

Озабочиваясь исполнением столь общеполезного предположения начальства и с тем вместе будучи уверен в вашем благосклонном ко мне, милостивый государь, расположении, я решился покорнейше просить вас украсить Смоленскую Публичную Библиотеку подарком ваших сочинений, что без сомнения почту за особенно оказанное мне одолжение.

С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть милостивый государь Ваш покорнейший слуга Николай Хмельницкий.

№ 1629-й. "11" февраля 1831. Г. Смоленск Его высокоб[лагород]ию А. С. Пушкину.