Переписка художников с журналом «А-Я». 1982-2001. Том 2
Шрифт:
Относительно отсутствия фондов. Мне и самому тяжело от этой мысли. Но можно ли себя винить. Я знаю лишь единственного человека здесь (А. Ровнер), который «умеет» доставать деньги для «Гнозиса». Но он превратил это в профессию. Это требует тоже части души.
Я, к примеру, чувствуя себя бессовестным в отношении именно этой стороны жизни (денежной) перед семьёй и теперь журналом. Это дефект, который становится уже синдромом. Может ли это служить оправданием так же, как и тяжёлая экономическая ситуация в стране? Не знаю. В этом смысле это открытый вопрос. <…>
Журнал усиленно замалчивается всеми нью-йоркскими газетами. Выступить
Относительно кучки снобов, то там часто платят жизнью за искусство. Это уже не снобизм. А толпе (или как в английском «mobs», мобс – очень хорошее слово) тоже свойственен снобизм.
Люди легче признаются в грехах, чем принимают чужой вкус, культуру, мировоззрение. Я, кажется, в этом вопросе на диаметрально противоположной стороне. Во Франции может по-другому, но в США, как и в СССР, культура (в серьёзном смысле) отвергается народом – поэтому имеются такие великие рецидивы поп-культуры китча и так восприимчив народ к идеологии. Культуры взаимоизолированы и это не трагично, а могут только существовать в своей конвенциальной (договорной) замкнутости. Хотя принадлежность участников такого договора трудно очертима. В общем, это огромная тема, которая меня очень затрагивает и не вмещается в ограниченные рамки этого письма. <…>
Люда. Саша
Виньковецкий – Шелковскому 16.01.83, Хьюстон
Ты пишешь, чтобы я написал что-нибудь специально для журнала. Как раз сейчас возникает такая возможность. После двух лет усилий я развил новую технику. Это комбинация шелкографии с живописью. При помощи техники шелкографии (которую я использую не для производства принтов, а как что-то вроде дополнительного живописного инструмента) я могу перекрывать живопись одним и тем же «каркасом» – это у меня обычно чёрно-белая абстрактная или «полуфигуративная» структура. Получаются серии картин, объединённых общим мотивом, или главной темой, и все с разной живописью. Из них можно делать спектры с постепенными переходами; а можно, наоборот, контрасты. Словом, можно играть, и эта игра открывает много нового про живопись и про нас. Оказывается, например, что органичное сочетание композиции с цветом и фактурой не обязательно уникально: «одна и та же» картина может реализоваться в разных видах, и при этом каждое воплощение будет вполне органично. Это как если бы я (или ты, или кто угодно) сколько-то времени назад выбрал бы иное действие, иной путь – к данному моменту я (или ты) был бы иным и в то же время в каком-то смысле тем же самым (это мой «главный мотив»).
Про это много можно писать, но я сейчас ещё не готов выдать что-либо «законченное». Всё это ещё слишком свежо, только формируется. Может быть, к концу года смогу несколько страничек написать. Но вот что: если эту вещь иллюстрировать, то нужно несколько цветных репродукций, иначе нет никакого смысла. А это ведь дорого; в общем, напиши, интересует ли тебя этот замысел. Самый «голодный минимум», необходимый, чтобы проиллюстрировать
Буду ждать вестей. Твой Яков
Косолапов – Шелковскому 20.01.83
Дорогой Игорь!
Не знаю, получишь ли ты это письмо?
Относительно статьи Нежданова. Я перечёл сам ещё раз эту статью. И не согласен с тобой.
1. Ты не учитываешь, что мы имеем дело с очень cложным в психическом смысле человеком, обратившимся в религию с массой ортодоксальных запретов.
2. Эта статья – не литература и не художественная критика, а документ, так как содержит только речь самого художника (пусть мало литературную). В этом смысле можно придраться и к Чекрыгину, Малевичу, Филонову и пр. за то, что они говорят и думают часто как люди и так же изъясняются.
3. Эта статья – компромисс. Я очень много затратил времени, работая с этим человеком. Но что можно сделать с юродствующим, больным, противоречивым художником. Только моё настоящее отношение заставило довести меня эту работу до конца (я его люблю как художника).
За период работы над статьёй дважды его жена была в сумасшедшем доме, да и он бы туда угодил, если бы не трое детей.
Итак, если сможешь, прочти этот труд другими глазами. (Для меня этот «вялый текст» – плохо скрытая трагедия, и уверен, что таким же документом будет для его друзей в Москве и Ленинграде: а также для тех, кто вникнет в то, что говорит этот художник относительно «расслабленности, вялости», а также «еды и крыши».)
Относительно рукописной подачи текста, то машинки у нас нет (ещё не разжились). Но Люда потратила половину своего выходного дня для переписки этого опуса (ты, наверно, заметил, что статья написана не моей рукой).
Для меня этот год был трудным. Во-первых, я не могу не работать как художник. У нас было два перформанса, которые целиком лежали на мне. Пришлось делать фильм, балет. Все мои скудные заработки уходили на покрытие этих работ.
Много сил отдано политико-экономической кампании по поводу строительства наших мастерских. Необходимость заработков и поиск работы.
Ряд проблем встал обнажённо. Можно ли продолжать заниматься искусством? Имею ли я право? (Я имею в виду то, что у меня семья, дочь, которую я обязан поддерживать.)
Будет ли когда-либо возможность иметь мастерскую (не временный подвал или комнату)?
Нужен ли этот крест (искусство) и для чего? Обязаны ли мои близкие разделять эту ношу. Плюс ко всему абсурдность положения русского художника на Западе.
Поэтому твои вопросы показались мне безадресными. Может, это как в физике – «эффект постороннего наблюдателя».
Относительно NY-ского номера «А – Я».
Журнал не может быть мыльным пузырём. Поверь моему восьмилетнему опыту. Русского искусства в N. Y. нет. Как может быть журнал о том, чего нет?
Это будет глезеровщина. Не помогут ни интервью со знаменитостями, ни с левыми, которые, кстати, такие идиоты.
И проблема не в «вялости», а в реальности [неразборчиво] миров. Францию-то Америка плохо знает, только по Камамберу, а Россию и подавно.
Родить культурный интерес (тем более к 100-летию Хлебникова, о котором здесь очень и очень мало знают даже профессора) к России – легче растопить Антарктиду.