Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик
Шрифт:
А у Вознесенского воспаление легких.
Вас<илий> Абг<арович> поехал сейчас в «Гослит». С ним собираются заключить договор на новое, дополненное издание «Хроники» [86] . Я не рада: трудоемко и плохо оплачивается.
Очень, очень соскучилась!
Мы оба обнимаем Марину и Вас.
Лиля
22
17. 5. 68
86
В. А. Катанян. «Маяковкий. Хроника жизни и деятельности».
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не писал Вам, потому что вот уже месяц нахожусь в состоянии скандала.
Из планов «Лениздата», из набора вынули книгу. Я обратился со злобным письмом в наш секретариат. Они заступаются. Но вопрос еще окончательно не решен — обком юродствует.
Так как я получил 60 процентов, то я имею все юридические основания затеять судебный процесс с приглашениями. А объяснить — НИКТО! НИЧЕГО! НИ НА КАКОМ ПРОЦЕССЕ! не может. Так я угрожаю. Детская песня. Угрозы дитяти. Лягушонок объявляет борьбу танку. Все уладится.
Поскольку я не читаю и не выписываю периодику, все сообщения доходят до меня в последнюю очередь.
Я прочитал пасквиль в «Огоньке». [87] Туманные и пошлые намеки, рассчитанные на офицерских невест. Обыкновенный донос. Желтого цвета.
Не расстраивайтесь, пожалуйста! Даже я и уверен, что вы посмеялись над двумя болванами — и только. Полицейская пресса, подленькие статейки так или иначе являются. Когда клоуну больше нечем рассмешить публику, он плюет в небо.
87
В журнале «Огонек» был напечатан очерк В. Воронцова и А. Колоскова «Любовь поэта. Трагедия поэта» («Огонек», 1968, № 16, 23, 26) об отношениях Маяковского с Л. Брик, В. Полонской и Т. Яковлевой. С этого началась травля Л. Брик в советской печати. Очерк вызвал много откликов, однако ничего в защиту Л. Брик ни в «Огоньке», ни вообще в СССР напечатано не было. Лишь в парижской газете «Les Lettres Francaises» (1968, 2–8 мая) в защиту Брик выступила со статьей «Об исторической правде» Эльза Триоле.
Собака лает — ветер носит. Ветер дует — корабль идет.
А, ладно!
Пописываю роман.
Праздники, слава богу, прошли.
Поправляйтесь, ради бога, и не болейте!
Мы Вас любим, а больше — никого! Некого!
Обнимаю вас!
И Василия Абгаровича!
Ваш В. Соснора
23
27. 5. 68
Дорогая Лиля Юрьевна!
Не больны ли Вы?
У меня идет бой — война мышей и лягушек.
Взбеленил все ленинградские инстанции.
И по камешку, по кирпичику пытаются растащить книгу.
Сопротивляюсь в меру своих слабых сил.
Весна — и опять медсестры, как всадники с копьями, набросились на меня. Процедурю. Думал в июне поехать в Киев — не пускают, колют и жгут — огнем и мечом.
Сие несущественно.
Меня пугает и тревожит Ваше молчание.
Кулаков тоже пропал. Раньше я хоть от него узнавал о Вас. В начале июля получу кое-какие деньги и хочу приехать в Москву. Теперь мне есть где фундаментально останавливаться. Вдруг обнаружилась в Москве у меня, как и у всякого нормального советского человека, тетка, притом самая что ни на есть родная, с мужем — большим военным чином, — с квартирой, дачей и машиной. На старости лет она решила вдруг меня полюбить.
В Москву хочу приехать, потому что есть что порассказать — очень много! А Вас не видел уже больше полугода — скучно!
У Глеба Горбовского есть строки:
Скука! Скука! Убью человека! Перережу в квартире свет! Я — дитя двадцатого века… [88]Бежать, бежать в Москву! Здесь —
88
Неточная цитата из стихотворения Глеба Горбовского «Стихи о скуке»: «Скука… Скука… / Съем человека! / Перережу / в квартире свет! / Я — итог двадцатого века» (1956).
ХУДО! Тошнит от благожелательных морд инстанций, тошнит от лекарств, ТОШНИТ! Попытался уйти в историю, обложился тремястами книгами про Державина и Екатерину, но — не получается, отовсюду шепоты и вопли, повсюду такой вульгар, что — хоть в сумасшедший дом.
Но, слава богу, слава богу, все пока в сохранности (все — голова).
У Глеба Горбовского за последние полтора месяца — вторая белая горячка. Последний его бред — что весь город полон мух, больших, как человеческий кулак, он шел и отмахивался от них изо всех сил, мухи летали и плели паутину. Тут-то голубчика и поймали.
Слышали ли Вы о таком писателе — Рид Грачев [89] ?
Он потомок Марфы Борецкой и внук министра Витте [90] . Это, безусловно, большой писатель, никто так, как он, не владеет слогом.
У него вышла портативная книжонка, сейчас его приняли в Союз. Он третий месяц в сумасшедшем доме. Последний его бред — обыски. Господи, что у него искать, в его комнате — полтора рваных башмака и полторы тарелки, он спал на полу. Он живет в моем доме. Мы кормили и пестовали его несколько месяцев — он все равно не выдержал.
89
Рид Иосифович Грачёв, наст. фам. Вите (1935–2004) — ленинградский прозаик, переводчик, эссеист. В СССР издал только одну небольшую книгу «Где твой дом» (М.—Л., 1967).
90
У Рида Грачёва с Марфой Борецкой, известной как Марфа-посадница (XV в.), новгородской боярыней, и графом Сергеем Юльевичем Витте (1849–1915), крупным русским государственным деятелем, родства, по крайней мере прямого, не прослеживается.
Я — стоик, индеец, как говорил Николай Николаевич [91] . Но и мои стихи на исходе. Потому я и хочу бежать в Москву, что здесь все может закончиться очень плохо.
Простите, дорогая Лиля Юрьевна, что донимаю Вас своими дурацкими истериями.
Все нормально. Мир вертится. Вода круговращается в природе. Ветры — возвращаются на круги свои.
Только — тоска.
Только — что делать? — проклятый чернышевский вопрос.
Ну да ладно.
Жду лета, уже снял дачу в Эстонии. Буду писать все лето легкую книгу притч и полусказочек. Детские мои стишки все поразобрали журналы.
91
Николай Николаевич Асеев.
На днях похожу по журналам, перепишу все стишки, их немного, штук пятнадцать, и пришлю Вам. Кажется, веселые они. Висельное такое веселье.
Будьте здоровы. Будьте здоровы! Еще раз простите за сумбур. Василию Абгаровичу — здоровья и обнимаем, Вас — обнимаем!
Ваш В. Соснора
24
29. 5. 68
Дорогой наш, милый, любимый Виктор Александрович, каждый день буквально вспоминаем Вас, а не писала, во-первых, оттого что не заметила, как шло время, а во-вторых, оттого что мы оба болели — сначала Вася (сердце), потом мы оба — вирусным гриппом с высокой температурой, а я, после гриппа, — воспалением легких… Вчера, после целого месяца, первый раз вышла.