Переписка
Шрифт:
Все застилал образ Медведя, фиктивное замужество. Соколов не только свидетель правды и железной программы и хотя сама программа создана не им, а Мельгуновым. [290] Соколов был — аргарный террор, фабричный террор и широкий экстремизм.
Эта история не только позволяет изучить эпоху — надеть намордник на эпоху. Желябов, Перовская, которых, конечно, знала Климова.
В.Т. Шаламов — Н.И. Столяровой
Москва, 10 марта 1966 г.
290
Мелыунов Сергей Петрович (1879–1956).
Дорогая Наталья Ивановна,
пишу Вам в большом волнении. Я прочел письма Вашей матери и все прочитанное все увеличивает масштабность работы по ее жизнеописанию. К тому, о чем мне не думалось и не мечталось раньше (1) большая биография, 2) большой рассказ и 3) малый рассказ, 4) монтаж документов в сборнике воспоминаний), добавятся еще «Письма Н. Климовой». Эти письма при всех обстоятельствах должны быть подготовлены к публикации. Вчерне я это сделаю сейчас же. Порядок перепечатки на машинке — А.С. — сводная сестра матери.
Я продиктую эти письма, чтобы не пропустить ни слова, чтобы слово, душа Климовой чтением этим вошла в меня, это очень надежный проверенный способ (опыт евангельских текстов в церкви, например). Имена другие (все политические кружки). В каждом письме, даже в каждом письме к детям есть свое зерно, своя особенность, есть мотив чрезвычайно интересный. Хотя бы о природе (там есть тексты не хуже «Письма перед казнью» [291] — о красивых цветах на вершинах гор, о Бальмонте, наконец. В высшей степени характерно, что проза Максима Горького не стала душевной опорой Вашей матери.
291
Н.С. Климова за участие в подготовке взрыва на Аптекарском острове была приговорена к казни, но по ходатайству отца казнь заменили тюремным заключением. Из тюрьмы она сбежала (см. очерк Шаламова «Золотая медаль»).
Словом — вопросов много. Письма заденут всю предреволюционную и послереволюционную эпоху.
Что касается надлома, мне кажется, суть не только в личных обстоятельствах. Это — надлом века, уже отмеченный Блоком, что все пошло не туда и не так.
У меня десять вопросов хронологических — когда можно с Вами поговорить.
И еще: Ваш отец был очень-очень хорошим человеком — позвольте сказать Вам это со всей сердечностью.
Время подвигов героев и героев. Герои рождаются, но сопротивление быту оказал именно Ваш отец.
И еще: я написал стихотворение об Ахматовой, о ее похоронах, как мне показать этот стишок Вам?
Когда-то я дал себе слово (да и Вам, кажется, говорил), что все новые стихи буду отдавать на Ваш суд. Как передать эти стихи Вам?
Мне кажется, что жизнь Вашей матери — ответ на многие вопросы русской истории русским людям, личный пример. Да и «Письмо перед казнью» это ведь ответ, а не вопрос.
Еще о письмах. Я глубоко убежден, что роман, что нет нужды обращаться к обреченному на смерть жанру, что никакой талант не должен быть загублен на придумывании жизни, на выдумывании ситуации.
Биографии Моруа — это только палимпсеста — попытка высунуть нос из литературной тюрьмы, роман мертв, но голос документа будет звучать всегда, вечно.
Эта история — не только позволит изучить эпоху — надеть намордник на эпоху.
Желябов, Перова, которую, конечно, знала Климова.
Н.И. Столярова — В. Т. Шаламову
Дорогой Варлам Тихонович,
решила написать Вам — по телефону не объяснишь, а Вы торопите. Я только что прочитала рассказ. Буду
1. Думаю, что Вы абсолютно вольны писать, как и что Вам кажется правильным, не мне Вам указывать, я могу только благодарить Вас. Если все же указываю, то под Вашим давлением.
2. По-моему, из того что царапало меня, Вы ровно ничего не изменили, разве что сократили. Я придаю значение не существованию брачных отношений между Н.С. и Соколовым, потому что в этом был высокий момент этих отношений. Умирая, в бреду, она продиктовала знакомой «Сказку о красном цветке», об этом. Красный цветок — идея, ради которой и она и Соколов отказались от самого дорогого, друг от друга. Из всех ее жертв это была самая трудная и высокая. К сожалению, текст этой сказки пропал, но я читала ее и помню, что она меня поразила именно этим.
3. Я просила не характеризовать совершенно неизвестного Вам человека, моего отца. Н.С. была не из тех, кто ищет мужа, замужество, Вы не подумали, что чем-то он должен был увлечь ее? Он был человеком умным, остроумным, сильным, сам сделавший себя интеллигентным, то есть своей волей и жаждой культуры перешедший те несколько веков культуры, которую Н.С. получила с молоком матери без всякого усилия. От него у меня и во мне русские поэты. Если бы он был обыкновенным, он не сидел бы несколько раз при царе и дважды после.
4. Дружбы с Тарасовой не было. Было товарищество, общее дело, среда, в которую влилась Тарасова. Она самобытный человек, но далекий по уровню от Н.С. бесконечно. Об отношениях, вернее не отношениях с Савинковыми Вы тоже ничего не знаете, а есть люди, которые помнят о том, как он за ней ухаживал, какие надежды возлагал и так далее. Они были в одной тесной компании в Ницце.
5. Терентьева, может быть, жива, она была подругой Н.С. Зачем утверждать, что нет переписки и встреч, когда Климова была в эмиграции, а Терентьева на каторге до революции? А вообще друзей у Н.С. было очень много, они много лет неожиданно попадались на моем пути.
6. «Нашла ли себя Надежда Терентьева? Нет». Откуда Вы знаете? Она занимала какой-то большой пост и, может быть, нашла себя.
7. Самое главное. Я решительно не согласна с последней страницей и каюсь в том, что так поразительно неточно передала Вам об этом случае. Это клевета и на подругу с детства, которая нехотя, только ради Н.С. купила у меня медаль, и на меня. Я ни у кого, ни у одного родственника (а их у меня много) ни разу никогда не попросила помощи. Я приходила к ним и рассказывала о своих злоключениях так, что все долго смеялись со мной, и, когда осторожно спрашивали: «Ты голодна?» Я отвечала: «Уже обедала». — «Ночевать есть где?» — «Есть». Я ни разу у них, а они меня любят, не ночевала, предпочитая Казанский вокзал, зная, что они боятся… Мне редко приходилось туда идти, потому что были друзья, в том числе Лидия Максимовна, [292] которые предлагали мне это с радостью. Как плохо Вы меня знаете, представляя себе, как я в рваной телогрейке брожу по старым друзьям Н.С., выпрашивая помощь. Я думала это недоразумение, Вы не поняли, что этого не могло быть, но сейчас убедилась, что Вы обязательно хотите включить эту небылицу, и потому говорю Вам, что мне в сто раз ближе блатная поговорка: «Легче украсть, чем просить», и повторяю: никогда, нигде, ни в какое самое тяжелое время я ни у кого ничего не просила. Поймите, ради Бога, что этой чувствительной историей Вы не только извращаете действительность, не только порочите человека, желавшего мне добра, а унижаете меня. По рассказу вообще получается, что я пришла клянчить помощь у незнакомого человека. А Вы были на это способны?
292
Лидия Максимовна Бродская — художница, переводчик, см. ее письма.