Переполох в Тридевятом, или Как женить Кощея
Шрифт:
И тут, Серафима все же решилась:
— А… А меня Кощей поцеловал.
В кухне повисла гробовая тишина. Все были настолько поражены, что не могли вымолвить ни единого слова. У Любани даже сковородка из рук выпала, разнеся по кухне оглушительный звон.
И тут свои «три копейки» вставил ни кто иной, как Леопольдыч:
— Мать честная, куда катится мир! Еще влюбленного Кощея нам не хватало! Ну все, неуважаемая Сима, ты попала!
Глава 23
На
В кухне повисла гнятущая тишина…
— Ну ты, Сима, даёшь! — выпучив глаза, прошептала её подруга. — Прям так и поцеловал?
— Ага… — сконфуженно пролепетала виновница всеобщего ступора. — Ты ведь знаешь, меня уж лет сорок никто не целовал. А тут… такой… так… Я даже испугалась до чёртиков — ужас! Целоваться в семьдесят пять — это же извращение чистой воды!
Прорвавшееся возмущение полилось из Серафимы нескончаемым потоком:
— Нет, ну я понимаю, когда молодые жмутся возле подъезда, а мне-то куда? Ну кто-узнает, точно засмеют и будут правы — не положено старухе с молодым любоваться.
— Кто тут молодой-то? Кощей что ли? — недоумённо промяукал Леопольдыч, резко плюхнувшись на кошачью филейную часть. — Да ты ззнаеш сколько ему лет-то? Кабы не яблочки молодильные, гремел бы этот мешок с костями своими позвонками не хуже скелета.
— А и правду котейка-то говорит. — промолвила Люба, уставившись на Симу. — Вспомни, когда мы впервые встретили Бессмертного, выглядел он совсем не так — старый был и худой, что смерть тифозная. Это он уж потом красавцем-то стал, когда в замок воротился, да фруктиков чудесных наелся вдоволь. Так что по годам ты, скорее всего, намного младше его.
— Да где же младше-то, Люба?! Посмотри на него и на меня…
— Да ты у меня настоящая красотка! А про то, какой была в том — другом мире, лучше не вспоминай, живи здесь и сейчас.
Кот от ещё большего удивления не только вытаращил глаза, но и открыл рот.
— В каком это другом мире? Других миров не существует! Уж я это точно знаю — я ведь учёный!
— Слушай, профессор, какой науке тебя обучали и кто? — грустно улыбнувшись, спросила его брюнетка.
— Так это… всем наукам, а кто обучал, не скажу — потому, как секрет это! — выпалило заволновавшееся животное, отбивая хвостом нервную дробь. — А
ты, почти уважаемая Серафима, действительно очень красивая, не стоит тебя этот старый олух!
— Да, Сим, раньше ты была, прямо скажем, не первой свежести, но сейчас-то — ух, кровь с молоком! Да все мужики в нашем дворе побросали бы своих клуш да в очередь за твоим поцелуем выстроились! — уверенно продекламировала кухарка, поглаживая подругу по смолисто-чёрной косе.
— Эх! Где наша не пропадала?! А вот я сейчас пойду, найду этого качка переделанного и ка-а-ак врежу ему по мордасу! — подскочив с места, выпалила воодушевлённая красотка. — Ты как всегда права — да у меня таких красавцев теперь может быть целая толпа, а я после первого же поцелуя какого-то дохляка, два дня как в воду опущенная хожу. Ну всё, держись бессмертный!
После
— Вы слыхали, что творится в мире-то? Ужас какой! Кошмар! — стенала девушка, театрально хватаясь за голову да заводя глаза под лоб.
— Господи Иисусе, да что стряслось? — тихо прошептала перепуганная Любаша.
— Это так ужасно! Мы все умрём! Наши дети… их похищают!..
— У тебя есть дети? — скрестив руки на груди, спросила Люба. — Почему раньше молчала?
— Да нет у меня никаких детей! — густо покраснев, стала оправдываться девушка. — Я между прочим ещё и замужем не была.
— Так что ты нам тогда голову морочишь — про похищенных детей каких-то толкуешь? — присоединилась к подруге Серафима. — Ну-ка, испей воды, да успокойся, а потом по порядку нам всё доходчиво объясни.
— Говорю же — кошмар в мире творится! Детей похищают по всему Тридевятому. — глотнув из деревянной кружки, уже более медленно произнесла Настя.
— Кто похищает? — вздыбился Василий, словно увидел перед собой огромного пса. — Как похищает? Зачем?
— Почём же мне знать-то? — завыла служанка и, уткнувшись носом в Любашкину грудь, громко зашмыгала носом. — Мужики, вон, воротились из городу да весть страшную привезли. Видно, жрёт их кто-то… Даже косточек не оставляе-е-ет.
— Жрёт, говоришь, и косточек не оставляет? — подозрительно сощурилась кухарка и в её руке тут же появилась большая чугунная сковорода.
— Лю-у-уба! — воскликнула Сима, уставившись на оружие подруги. — Какая огромная сковородка! Это ей ты того змея отму… отдубасила?
— Кажись, та была чуток поменьше. — удивлённо ответила подруга. — Но, девочки, кажется, я знаю, кто больно охочь до кухарок кощеевских, фруктов чудодейственных и, возможно, детишек! И я вам обещаю — в следующую нашу встречу я расквашу его холёное личико вот этой штукой! — воинственно заявила она, потрясая в воздухе увесистой посудиной.
«Надо же, такой красивый и такой опасный! Но если это действительно Горыныч ворует не только груши из волшебного сада, но и малых деток — несдобровать этому ящеру доисторическому».
– подумала Люба, вороша в памяти недавнюю встречу, и лелея вдруг вспыхнувшее в душе чувство ненависти к обидчику слабых. И пусть он страшно привлекательный как мужчина, всё же зверь стал врагом для боевой миловидной блондинки.
— Да уж, Горыныч может… — горестно вздохнул проницательный котейка, навострив уши. — Но я тебе, уважаемая Любаша, не советую связываться со змеем проклятущим. Ты ж до него не докричишься — сожжёт пламенем своим, как пить дать — сожжёт. Он же зверь и языка человеческого не понимает.
— Кто бы говорил! — хохотнула Сима, свысока поглядывая на зарвавшегося умника.
— Я — совершенно другое дело! — важно заметил Василий, поправляя на носу маленькие, взявшиеся из ниоткуда, очки. — Я-то учёный, а он — обычная зверюга, не имеющая и капельки интеллекта.