Перепутья
Шрифт:
К сожалению, Ал понимал. В этих разговорах не было ничего про возвращение домой. Ничего про семьи, про мирную жизнь. Только ненависть и предвкушение кровавой мести.
Если что-то и отделяло их от кровавых погромов – так это то, что уважение к Галену, провернувшему эту схему, зашкаливало у всех. И только он мог их остановить, когда возникнет такая необходимость.
Как ни странно, теперь множество жизней зависело от сохранности тайны Галена.
Солнце клонилось к закату. Подсчитывая время, которое им нужно для того, чтобы добраться до
Гален медленно, но верно приходил в себя. По прошествии еще нескольких часов он принялся раздавать команды и с переменным успехом организовывать толпу в подобие нормального строя. Для того, чтобы следить за тем, чтобы никто не отставал и не забегал слишком далеко вперед, разрывая колонну, он выделил десяток человек, подрезавших себе испуганных коней, в подобие арьергарда – и все его действия в совокупности буквально кричали о том, что он когда-то был военным и вряд ли рядовым.
Ал бросал на него косые взгляды, но остальные, казалось, не видели в происходящем ничего подозрительного – и через какое-то время он начал сомневаться в своих выводах. Может быть, поведение Галена вписывалось в рамки местной нормы лучше, чем ему казалось.
Адреналин в крови полностью сошел на нет и он чувствовал себя выжатым лимоном.
К тому моменту, как солнце почти скрылось за горизонтом, они так и не увидели береговой линии. Короткий совет, прямо на ходу, быстро решил останавливаться на ночевку в ближайшем поселении. Алу эта идея совсем не нравилась, но идти против большинства смысла не было, и ему пришлось смириться.
На землю уже опустились сумерки, когда они вошли в небольшую деревню на несколько десятков небогато выглядящих домов. Картина, должно быть, выглядела апокалиптично – толпа заляпанных своей и чужой кровью вооруженных бородатых мужиков со зверскими рожами в лучах закатного солнца.
Неудивительно, что местные встретили их удивленными возгласами, переходящими в испуганные крики. Сразу следом раздался лязг оружия – и колонна остановилась.
Впереди, во главе колонны, Гален громко говорил с кем-то, но на латыни Ал не мог понять ни единого слова. Весь его подцепленный в Греции, в рабском лагере и на каменоломнях словарный запас начинался и заканчивался ругательствами и простыми командами.
За время перехода он постепенно отстал и оказался в конце колонны. Теперь пришлось наверстывать упущенное, пробиваясь вперед уже не через разреженное подобие походного строя, но через плотную толпу, навевающую воспоминания о музыкальных фестивалях.
Одно неаккуратное движение – и руку прострелило резкой болью. Забывшись, Ал зашипел и ругнулся на голландском. Несколько человек вокруг оглянулись на громкий звук, но быстро потеряли к нему всяческий интерес. Пронесло.
Несколько минут, - и еще пара болезненных прострелов в руке, - и Ал наконец-то выбрался из толпы. Ее перед, как оказалось, уперся в
Один из них стоял на шаг впереди остальных – и именно с ним и говорил Гален.
Переговоры шли на повышенных тонах. Из тех редких слов, что Ал мог так или иначе понять было невозможно составить даже обрывочную картину, поэтому приходилось догадываться по косвенным признакам. Интонациям. Мимике. Жестам.
В итоге Гален развернулся к колонне и, уже на греческом, чтобы даже такие идиоты, как Ал, поняли, объявил:
– Остаемся на ночевку здесь. В дома к местным не вламываться, женщин не трогать. Еду нам дадут, раненным по возможности помогут. Ночуем на площади. Это там, - он махнул рукой, указывая направление, - Разошлись.
Выглядело слишком радужно для того, чтобы быть правдой.
– А мы им что за это должны? – подойдя к Галену, спросил Ал, - Я не расслышал.
Гален скривился, как от зубной боли:
– Не резать их. Желательно – еще не грабить и не насиловать.
Уродливая правда, которую Ал и так знал где-то в глубине души. Вслух она звучала еще хуже, чем мысленно.
– Да уж… Не думал, что когда-нибудь окажусь по эту сторону баррикад… - Ал рассеянно почесал шею. Раздражение после бритья только начинало проявляться.
– Я тоже, - разочарованно хмыкнул Гален.
– Думаешь, послушаются?
– Сомневаюсь, - Гален с отвращением помотал головой, - Но они вымотаны боем и дорогой. Может и пронесет.
– А если нет?
– Будем действовать по ситуации. Но… А что мы реально можем сделать? – губы Галена растянулись в грустной усмешке.
Действительно. Их было всего двое - трое, если считать сонно моргающего Агроса. Втроем против толпы они могли сделать одно из двух – или умереть, пытаясь ее остановить, или развернуться и уйти в знак протеста.
Может быть, второй вариант был не так уж и плох – и Ал озвучил его Галену вслух.
– А дальше что? Зачем мы Помпею втроем? – Гален посмотрел на него так, словно он сморозил какую-то невообразимую глупость, - Он тебе не бескорыстный благодетель, защитник угнетенных. Как думаешь, зачем он принимает и освобождает всех подряд рабов?
Стоило поставить вопрос так, сразу стало понятно.
Он действительно сморозил невообразимую глупость.
– Ему просто нужно пушечное мясо, - в ошеломлении протянул Ал.
Очередной фрагмент отвалился от стройной картины мира – и теперь от нее оставалось неприлично мало.
– Какое-какое мясо? – вопрос Галена прозвучал как гром посреди и без того не очень ясного неба.
Ал замер. Ошарашенный взгляд встретился с подозрительным взглядом Галена. По спине побежал холодок.
Это же надо было так глупо спалиться…
– Пушечное, - пришлось сделать усилие над собой, чтобы повторить, - Я… Родился не в Греции, там, где я родился, так называют тех, кого отправляют на убой.