Пересечение
Шрифт:
— Хорошая у тебя сестра, — подмигнул мне, помню, замполит при первом знакомстве, — правда, непохожи вы. Что ж, бывает.
Конечно, мы сразу ему открылись. Удивился, почему надо «сестра» писать, а не невеста. «Для конспирации», — Зойка говорит. Еще больше удивился, рукой махнул: «Все в куклы играете, ну-ну», говорит. Я потом Зойку ругал: «Ну что ты всех разыгрываешь, неудобно». Однажды и дежурный КПП даже сказал мне неодобрительно: «Непохожие вы какие-то, от разных отцов, что ли?»
Так
А у Лены отпуск, и она укатила на Черное море.
В связи со всеми этими событиями меня увольнения не очень интересуют. Я о них не думаю.
Вот тогда-то все и происходит. Есть такие старые, уже набившие оскомину поговорки: «Стреляет незаряженное ружье», «Муж из командировки возвращается всегда на день раньше» и т. д.
В свободное время читаю кое-какие учебники (последнее время я тайком почитываю, к училищным экзаменам надо ведь готовиться). Так вот, читаю, вдруг звонок: «Старшего сержанта Жукова приглашают. К нему гостья». Кто? «Невеста».
Не сразу прихожу в себя. Невеста? Вдруг срываюсь с места и бегу — наконец-то Зойка взялась за ум. Правда, дежурный, если попадется тот же, может слегка удивиться, не часто все-таки брат женится на сестре. Ничего, поймет. Значит, побив всех соперниц, Зойка примчалась, чтобы показать мне золотую медаль. Командир отпускает, он привык, а кто ко мне пришел, я предусмотрительно не уточняю. Вбегаю в комнату и вижу… Лену. Загорелая, в сверхоткрытом платье, красивая — дальше некуда. Стою столбом. Она подходит, целует, улыбается.
— Не ждал? Я на два дня раньше приехала, соскучилась ужасно. Когда сможешь в увольнение?
Я что-то растерянно бормочу в ответ, наконец спрашиваю:
— А почему ты невестой записалась?
— Ах вот что тебя беспокоит, — в голосе у нее насмешка, но и грусть тоже. — Это единственная реакция?
— Да нет, — спохватываюсь. — Я рад. Просто удивился…
— Успокойся, — смеется, — это не намек на предложение руки и сердца. Так что не пугайся.
— Ладно, — начинаю злиться и, как всегда, грубить. — Нам с тобой брак не угрожает. А насчет увольнения — сейчас напряженка. Посмотрим. Ты ведь знаешь, я об училище думаю, вот сейчас читал учебник…
Она встает, иронически улыбается.
— Извини, Андрей, не подумала. Училище — это главное. Я понимаю. Иди, занимайся. Сможешь в увольнение — жду, — помолчала и добавила: — Я ведь тебя всегда жду, Андрей…
Помахала рукой и вышла. А на глазах слезы.
Какая же я все-таки свинья. Ну за что я ее? И вообще, зачем все это? Всем от меня горе. Не всем, конечно, но вот ей.
Вот такая тем летом произошла история. Но если б этим все и кончилось. Проходит неделя, я весь в беспокойстве — пропала Зойка. Сама не обнаруживается, а когда звоню, ее мать отвечает, что Зоенька еще не приехала. Но отвечает как-то странно. Я же чувствую. Расспрашиваю. Мнется. Не приехала, и все. Звоню обычно вечером, чтоб Зойку застать. И вот однажды звоню утром. Понимаю — Зойки не застану, если приехала, то на работе. Но, может быть, Александра Степановна что-нибудь знает. Она подходит.
— Ничего нового? — спрашиваю.
И вдруг она всхлипывает и шепчет в трубку:
— Андрюша, приходи обязательно сегодня вечером…
— Александра Степановна, — кричу, — что случилось с Зоей? Говорите же!
— Андрюша, приходи, все сделай, чтоб прийти…
И голос у нее какой-то надломленный, и плачет вроде.
— Да скажите же, что случилось! — уже ору. — Я постараюсь, но вдруг не получится… Скажите!..
— Приходи, Андрюша, — шепчет и кладет трубку.
Бегу к замполиту. Наверное, вид у меня такой и голос, что отпускает, тем более, что, мол, смена свободна.
Вылетел пулей, в автобус чуть не на ходу вскочил. От автобуса до Зойкиного дома бегом. У двери ее чуть не задохнулся, сердце так стучит, что, наверное, в Шереметьеве слышно. Все же немного отдышался, звоню. Дверь открывает Александра Степановна. В глазах радость и беспокойство. Затягивает меня в переднюю за рукав, шепчет:
— Иди к ней, иди, Андрюша…
А из комнаты слышу Зойкин голос:
— Кто там, мам? Кто пришел?
Мы молчим, и Зойка в обычном своем халатике, в котором она на первоклассницу похожа, выходит в переднюю. Видит меня. Бледнеет, даже губы побелели, смотрит на мать и говорит:
— Это ты, мама? Да? Я ж просила тебя! — и исчезает в комнате.
Я, не сняв фуражки, бросаюсь за ней.
Александра Степановна тихо прикрывает дверь, и мы с Зойкой остаемся наедине. Смотрим друг на друга долго. Стоим, не двигаемся. Наконец она спрашивает:
— Зачем пришел?
Она теперь совершенно спокойна, руки засунуты в карманчики халата, лицо не бледное, а, наоборот, покраснело — у нее всегда так, когда она злится или возмущается. Я тяжело дышу, не могу произнести ни слова и ничего не понимаю.
— Так зачем пришел? — повторяет ровным голосом.
— Зойка, — хриплю, — что произошло? Куда ты делась? Почему ты такая? Объясни же!
— А почему тебя это интересует? — вскидывает брови. — И как тебе удалось вырваться? Или женатым теперь разрешается жить в городе?