Пересечения
Шрифт:
Трепачи, — пробубнил Орехов, — поспать дадите?
Болдов развернулся лицом к салону, стал коленями на кресло, сказал жестко:
— Кончайте базар. Слушайте меня внимательно. — Он помолчал, убеждаясь, что все замолчали и приподнялись или просто раскрыли глаза и уставились на него. — Говорим о главном. У вездехода заклинило двигатель. Мы все знали, что это может произойти, но, возможно, не понимали до конца, что окажемся в положении потерпевших крушение. Нужно вызывать помощь. Идти пешком до жилья безнадежно, мороз большой. Да и Леха заболел, он не сможет идти.
— Я смогу, — хриплым шепотом сказал Шабалин.
— Мы
— Живых? — спросил Орлов задумчиво.
— По-моему, да. Но это уже детали, Макс, — ответил Болдов. — А о деталях давай поговорим потом.
Дежурный диспетчер ОДС Николай Александрович Строганов после ухода Людмилы Болдовой остался в диспетчерском зале один.
Заканчивалась рабочая неделя. Нагрузка в системе стремительно шла на убыль. Ветренская станция работала в основном на подачу тепла городу, плавэлектростанция в Дерзком символически крутила одну машину, нарабатывая плановые киловатт-часы да поддерживая с системой синхронную связь для нервного покоя атомщиков, чувствующих себя очень неуютно при изолированной работе. Основную нагрузку в системе несли реакторы Знаменитовской «атомки».
Николай Александрович полистал журналы, просмотрел последние записи дежурных щита управления, набрал телефон дежурного инженера смены «атомки», спросил, как с уровнями напряжения, не нужно ли помогать. Атомщики дорабатывали смену, все было в пределах нормальных параметров.
Зазвенел городской телефон.
— Слушаю, Строганов.
— Добрый день, Николай Александрович, Забаров говорит. Что там у нас?
— Здравствуйте еще раз, Гарий Степанович. Смена проходит нормально, замечаний нет. — И уже другим, неофициальным тоном добавил. — Тихо, как перед артподготовкой. Не нравится мне такая смена: у всех все нормально. Даже Болдов на связь выходил с места работы. Подключался.
— Так это же хорошо, чудак!
— Не нравится мне, Гарий Степанович, когда все-все хорошо.
— Ну ладно, это твое дело. Наши еще не появились на Шестнадцатом? — Забаров спросил просто так, ведь диспетчер не мог не доложить о таком важном событии.
— Контрольное время — семнадцать часов, Гарий Степанович. Они где-то на подходе. Через часик Болдов будет звонить.
— Ну хорошо. Сколько там на твоем образцовом, за окном?
— Сейчас… Так… Сорок семь по Цельсию.
— Вот жмет, гадюка, надоело. Я иду в кино. Если что — пришлешь ОВБ [5] .
5
ОВБ — оперативно-выездная бригада, машина ОВБ.
— Лады, Гарий Степанович. Сделаю.
Строганов краем глаза видел все приборы на щите, и показания ни на одном из них не вызывали тревоги. Пульсировал частотомер: 50.03 – 50.07 – 50.01 — зеленые цифры через каждые пять секунд вспыхивали и гасли, тогда становились видны переплетения миниатюрных трубочек-цифр в приборе.
Диспетчер еще раз заглянул в суточную ведомость, пересмотрел карточки заявок, полистал оперативный журнал. Наконец вытащил из тумбы стола свежий «Огонек», стал читать, поглядывая на приборы.
Прошло минут сорок, час. Никто не звонил. Строганов убрал «Огонек», встал
Строганов, затаив дыхание, ждал. Приборы успокоились. Строганов сел, приготовил чистые листы бумаги. Сейчас для него начнется главное испытание. То, ради чего он сидит здесь, за что ему платят деньги. Записывать данные от дежурных могла бы любая девочка-десятиклассница. Она же передала бы в Северянск заявки и получила разрешение на вывод оборудования в ремонт. Несложно научить ее подсчитывать баланс по Заполярной энергосистеме. А вот принимать квалифицированное решение в аварийных ситуациях может только специалист. И от этого решения порой зависит живучесть всей системы. Главное сейчас — информация. Что случилось, где? Какие последствия? Диспетчер сидит за пультом в сотнях километров от объектов, но к нему сходятся все нити связи, все бразды правления. И пока не позвонят с мест, пока не появится у диспетчера полнейшая, исчерпывающая информация, до тех пор он обязан сидеть и ждать. От того, что начнет он изводить свою смену, задавать вопросы и уточнять, отвлекая их там, в точке возможной аварии, от дела, которое они знают и умеют делать, — от этого только хуже будет и людям и машинам. «Не вредить» — лозунг не только врачей, но и диспетчеров энергосистем.
Замигали сразу две лампочки на вызове связи — «атомка» и плавстанция. Звонок разрезал тишину диспетчерского зала. Диспетчер взял трубку, нажал ключ «атомки»:
— Строганов, слушаю.
— Николай Александрович, толчок в системе. Сброс нагрузки восемнадцать мегаватт. Отключался фидер Ветреного. Напряжение сто тридцать киловольт, многовато.
— Понял вас. Будьте внимательны, — сказал Строганов, сокращенными, одному ему понятными значками записывая все, что доложил дежурный инженер смены, и переключился на плавстанцию.
— Николай Александрович, нас дергануло один раз. Что там такое? — на Дерзком любопытствовали преждевременно.
— Будьте внимательны, Зоя Ивановна. Повреждение на линии Ветреного. Линия включилась автоматически. Выясняем.
Строганов еще немножко выждал, прикидывая, сколько времени требуется для всех осмотров и выяснений, и стал вызывать Пионерскую. Подстанция не отвечала.
В диспетчерский зал зашел начальник службы связи, круглолицый полный мужчина с брюшком и наивными добрыми глазами, увеличенными линзами очков.
— Где-то нас тряхнуло, Николай Александрович?
— На ветренской линии. Роман Петрович, попробуйте через связистов вызвать Пионерскую, дежурная молчит.
— Сейчас, сейчас, — связист засеменил в аппаратную.
Диспетчер набрал Ветреный. Дежурный инженер Ветренской станции тоже не откликался, хотя вызов явно шел, частые сигналы торопились друг за другом.
Звонок врезался в напряженное ожидание, замигала лампочка «Пионерской». Строганов нажал на ключ.
— Николай Александрович, слушает вас дежурный электромонтер Иванцова. Я тут… отлучалась. Извините, не предупредила.