Пересекающиеся параллели
Шрифт:
И снова круг вдоль осклизлых стен, но ноги слушаются все хуже.
Иногда у Ульяны появлялось ощущение какого-то полусна, словно она со стороны наблюдает за всем происходящим. Это было бы забавно, если бы Уля в один такой момент не поняла, что опустилась на колени и впала в дрему. А ведь на холоде спать ни в коем случае нельзя – умирают именно во сне, когда тело слишком застывает, чтобы нормально функционировать.
Щеки уже болели от пощечин, которые Ульяна отвешивала сама себе. Поначалу боль отрезвляла на несколько минут, которых
… три-четыре, вдох глубокий, руки шире…
Руки расставить шире не получалось – видимо, та дрянь ещё не полностью утратила действие, поэтому делать резкие движения и запрокидывать голову назад она опасалась.
А рядом никого, хотя голос оказался сорван до невнятного сипа, но привлечь внимание не получилось…
Девушка пыталась считать время, но где-то на сороковой минуте все-таки сбилась, слишком уставшая и испуганная, чтобы сопротивляться накатывающей усталости и страху.
Ведь не просто так её оставили именно здесь – значит, найдут не скоро…
Ещё одна пощечина, теперь не только для пребывания в сознании, но и от злости на себя за такие дурные мысли.
Плакать нельзя, на слезы расходуется энергия, а у неё сейчас каждая минута на счету. Но слезы наворачивались, особенно, когда представляла, что больше никогда не увидит маму и папу. Все-таки хорошо, что у мамы теперь есть дядь Витя, может, ей будет не так тяжело…
Сил на отвешивание очередной оплеухи уже просто не осталось. А если она упадет и ударится лицом о стену, это будет считаться?
А ведь она столько не успела…
Уля ни разу не целовалась на перекрестке, пока машинам горит красный. Никогда не прогуливала только потому, что лень вставать и хочется поваляться ещё чуть-чуть. Не прыгала с парашютом и не спускалась на байдарке, хотя знакомые звали уже который год подряд. Хотя, парашют тут немного не в тему, она же жить хочет, а не уйти по тому же маршруту, только другим способом.
И не знала, как это – жить с кем-то. Не уйти после торопливого и немного неловкого секса, стараясь быстрее смыть с себя запахи и ощущение чужих прикосновений, а остаться в постели, засыпая на чьем-то плече…
Биться головой о стену не пришлось – она снова задремала, и ударилась и так ушибленными коленями о жесткий пол. Это ненадолго, но позволило стряхнуть сон.
И очень захотелось, как в детстве, снова попросить Боженьку о какой-то кажущейся на тот момент очень важной глупости. И давать зарок, изо всех сил веря, что сможешь его выполнить, а потом забываешь через пару часов после того, как все закончилось.
– Господи, пожалуйста, помоги, - сорванный от криков хриплый голос отражался от сырых стен, но эхо не появлялось, наоборот, он словно впитывался в штукатурку, становясь слабее, и Ульяне приходилось делать над собой усилие, чтобы заговорить громче. – Я грешила. Много грешила, и, наверное, сделаю это снова. Но, Господи, я так хочу жить…
Слезы все-таки потекли, и они казались
Пальцы на руках уже несколько минут полностью не гнулись, разве что ныли и посылали острые уколы боли от запястий к плечам.
И зубы уже стучали непрерывно, так громко, что девушке становилось почти смешно. А вот колотящая тело крупная дрожь такой веселой уже не казалась.
Постепенно неприятные ощущения уходили, сменяясь несильным дискомфортом, что, наверное, должно было бы радовать, если бы не понимание - это признаки начала конца…
Куски осыпавшейся штукатурки хрустели под ногами, словно сухой снег, сводя на нет все попытки быть осторожным и бесшумным. Но конспирация уже давно осталась позади – трудно не заметить, как десяток мужиков планомерно прочесывают дом за домом, квартиру за квартирой. А до времени передачи денег все меньше, как ни старайся верить в то, что они сейчас найдут Игоря и Улю, но, как минимум, в половине пятого они должны быть дома.
Мелкие осколки битого стекла отражали мутноватый свет, сочащийся сквозь грязные окна, но особо рассеивая мрак. Хорошо, хоть догадались взять фонарики, иначе пришлось бы искать почти на ощупь – зарядивший с самого утра дождь не особо способствовал.
С каждой утекающей сквозь пальцы минутой Андрей чувствовал не только усиливающуюся усталость, но и постепенно накапливающееся бешенство. И если этот Алексей попадется ему в руки прямо сейчас, был реальный шанс, что спросить с него уже не получится.
Поэтому на какой-то шум, раздавшийся на улице, поначалу просто не обратил внимания. И встрепенулся только, услышав знакомое имя. А когда увидел виновника торжества, галопом устремился к его источнику.
Игорь стоял возле машины Сашки и как-то очумело оглядывался по сторонам, словно пытаясь сообразить, где он, и что вообще происходит.
Заросшее темной щетиной немного изможденное лицо имело несколько разбойное выражение, резко контрастирующее с растерянностью в глазах и некоторой заторможенностью. Несвежая одежда и общая всклокоченность облика придавали ему не то гламурность хипстера, не то просто бомжеватость.
– Ты как?! – Андрей, заглянув на секунду в его глаза и отметив чуть расширенные зрачки, быстро ощупал брата. видимых повреждений не было, да и вел себя парень на редкость спокойно, но тут, скорее, стоит поблагодарить ту дрянь, под которой он сейчас находился.
– Нормально, - речь оказалась такой же заторможенной, как и движения.
– Что-нибудь болит? – закончив легкими осторожными движениями проверять, нет ли у него повреждений, Андрей слегка встряхнул брата, чтобы тот быстрее соображал.