Переселение. Том 1
Шрифт:
Так и у него начинало рябить в глазах при мысли о предстоящих днях.
Дома у него хранился портрет Карла Александра Вюртембергского в серебре, эмали и турмалине, подаренный ему в пору его службы в Белградской крепости. Он ясно представил себе эту драгоценную реликвию: миниатюрный портрет держали барочный Геркулес с палицей в руке и Марс со щитом, на котором разевала пасть голова Медузы, а над ними парила крылатая Победа с необычайно розовыми грудями и дула в фанфару. Знамена с полумесяцем, барабаны, буздованы, секиры и бунчуки покорно лежали перед жеманным принцем в доспехах и парике.
Потом перед глазами Вука Исаковича замелькали другие, уже живые образы, из тех времен, когда
15
…когда Дунайский полк воевал против турок и стоял гарнизоном в Белградской крепости. — В ходе австро-турецкой войны 1716—1718 гг. австрийскими войсками, в составе которых сражались граничарские полки и отряды сербских добровольцев, была освобождена от власти Турции значительная часть Сербии. В августе 1717 г. был захвачен Белград, остававшийся в руках австрийцев до 1739 г.
3
Играть на квит (фр.).
Исаковича, грузного и неряшливого, каким он был сейчас, воспоминания эти не обескуражили и не пробудили в нем гордыни. Принц представлялся ему теперь уродливым чудовищем с отвратительной привычкой держать собеседника за пуговицу и, разговаривая, дышать ему в лицо.
Воспоминания, приведшие в смятение Вука Исаковича, грязного, с пыльной шевелюрой, с обвислыми щеками и мятыми чикчирами, касались принцессы-матери, вдовы покойного Карла Александра, в то время молодой женщины, ходившей на атласных, высотой в целую пядь каблучках, с открытой розовой грудью — точь-в-точь как у Победы на портрете принца.
VI
Прошлое — страшная, черная пропасть: что уйдет в ее тьму, того больше не существует и никогда не существовало
Исакович не был любовником жены Александра Вюртембергского. В Белградской крепости у нее вообще не было любовников.
Встречая у двери своего мужа статного молодого человека, она вскоре заметила его полный восхищения, страсти и страха взгляд. Он смотрел на нее так, словно она сошла с небес. Это показалось ей забавным, и принцесса стала на него исподтишка поглядывать, как поглядывает кошка на клубок ниток, который ей бросят. А мужу сказала, что офицер этот кажется ей сущим ребенком, хотя в военной форме, вытянувшись в струнку и замерев, он и походит на саженное бревно.
Потом она все чаще начала проходить мимо него и, оглядывая свои юбки, всегда находила никому не видимую пушинку или соринку, чтобы бережно ее снять в его присутствии. Или останавливалась у окна и, словно ангел, глядела в вечернее небо над земляными валами и разлившимися водами. И краешком глаза следила за ним, бросая время от времени сопровождавшим ее дамам ничего не значащие слова.
Она казалась ему возвышенной и чистой. Хотя
Когда его приглашали на ужин к принцу, она вела себя так, словно его вовсе и не было за столом, а он терзался, не зная, куда деть свои дрожащие руки.
Так что-то тайное плелось и тянулось между ними всю весну в первый год ее пребывания в Белграде. Женщины, особенно одна француженка из темишварской артистической труппы, уже посвятили Вука Исаковича в секреты всего того, что любят дамы, и он хорошо знал, как следовало поступить, но боялся. Ему казалось, что принцесса не похожа на других, что она возвышенная, дивная, неземная. Никто из его друзей-офицеров не смел и думать о ней, хотя многие пользовались при дворе славой завидных любовников. Вук Исакович видел ее высокие атласные каблучки, вышитые золотыми цветами чулки, ее плечи и даже полные колени цвета персика, когда помогал ей садиться в седло, но уверял себя, что все у нее не такое, как у других женщин, и что она умерла бы, если бы знала, о чем он думает. Впрочем, и остальные сербы, имевшие честь когда-либо ужинать в ее присутствии, думали так же.
Играя почти каждый вечер за карточным столом принцессы, он был счастлив, когда мог незаметно коснуться ее брошенной перчатки или провести рукой по ее накидке. И хотя Вук Исакович, как и его друзья, выучился танцевать и танцевал отлично, она никогда его не выбирала, и в большинстве случаев ему приходилось раскланиваться под жалобные звуки скрипок перед какой-нибудь обожавшей его старухой. После таких вечеров он с приятелями обычно пьянствовал до зари, завывая под гусли и захлебываясь словами от избытка сил.
Он высох от любви и желания, страдания его стали замечать и другие. Как безупречному, известному своей смелостью служаке, Вуку Исаковичу поручили, по особой просьбе принца, укротить и объездить несколько валашских лошадей. Так подающий надежды младший офицер полка, сын лучшего поставщика принца Вюртембергского, за немногие месяцы молча испытал все: и одиночество в весенние ночи у опочивальни принцессы, когда он прислушивался к ее шагам, когда видел, как горничные выносят ее платье и приносят рубашку, и дурманящий запах травы и земли, отброшенной копытами ее лошади на утренней прогулке.
Тайна их становилась все невыносимее, потому что принцесса не упускала возможности показаться ему, пока он стоял на посту, а особенно ночью и утром, когда она проходила мимо него еще разгоряченная родившимся в сновидениях пламенным желанием. Ночью она продлевала в них свою дневную жизнь, хотя и знала, что пробудет здесь, как и в Темишваре, недолго. Однажды, чуть не упав с лошади, она, когда Вук Исакович подбежал к ней, оперлась на него всем телом. Тогда он впервые отважился, весь съежившись, коснуться ее.
Вот так, мучаясь, неловкий и покорный, Вук Исакович прожил как в аду чуть ли не полгода, не глядя на других женщин и видя только ее — высокую, необыкновенную, благоухающую. Сгорая от желания и сходя с ума, он, точно глас с неба, воспринял известие о готовящемся в начале осени походе на турок и о том, что принцесса переезжает в Темишвар. Не осмеливаясь ни жестом, ни словом признаться ей в любви, он был уже рад избавиться от каждодневной пытки. Это была его первая настоящая любовь, и пришла она как раз в то время, когда отец задумал его женить.