Переступи порог

Забирко Виталий

Забирко Виталий

Переступи порог

Виталий Забирко

Переступи порог

Станция надвигалась. Еле заметно прецессируя под углом к оси симметрии, она была похожа на остов разбитой радиолампы, серой и мёртвой. Когда-то белые эмалевые борта ошелушились и теперь на солнце отсвечивали металлом; тени, резко очерченные, как на эскизе, были затушёванны

чернильной беззвёздной пустотой.

– Не нравится она мне, - вздохнул Збигнев.
– Нежилая она какая-то... Ни одного сигнального огня.

Природин промолчал. Нежилая - это почти точно. Но и не мёртвая. Псевдомёртвая.

Левое от шлюзового отсека крыло солнечной батареи было оторвано и болталось в стороне, удерживаемое только кабелем. А когда они подошли поближе, стало видно, что вокруг станции огромными мохнатыми мухами порхают отслоившиеся пласты эмали.

"Живут же здесь, - тоскливо подумал Природин.
– Живут... Не живут, а обитают". Он протянул руку и нажал на клавишу.

– "Внимание!" - с расстановкой сказал он.
– Я - "Горлица"! Я "Горлица"! Вызываю "Порт"! Повторяю, вызываю "Порт"! Время: тринадцать тридцать шесть. Как слышите? Как слышите? Приём.

Эфир приглушённо трещал и свистел, затем сквозь помехи прорвался шелестящий голос:

– "Горлица"! "Горлица"! Я - "Порт"! Вас слышим хорошо. Время подтверждаем. Приём.

– "Порт", Я - "Горлица". Вижу "Скай Сэлут". Повторяю, вижу "Скай Сэлут". Перехожу на ручное управление. Попытаемся стыковаться. Как поняли? Как поняли? Приём.

– "Горлица", я - "Порт". Поняли вас хорошо. Пытаетесь стыковаться. Опишите, пожалуйста, состояние станции. Повторяю, опишите состояние станции.

– "Порт", я - "Горлица". Состояние станции плохое. Левая батарея станции смята и оторвана. Повторяю, левой батареи нет. Похоже, станция вообще без энергии...

– "Горлица", осмотрите состояние стыковочного узла.

Природин замолчал на некоторое время, вглядываясь в надвигающуюся станцию. Потом сказал:

– "Порт", я - "Горлица". Вижу стыковочный узел. Кольцо стыковочного узла немного помято. Повторяю, на стыковочном узле видны следы незначительных повреждений.

"Порт" несколько секунд молчал - видно операторы из Центра связи тоже пытались рассмотреть состояние стыковочного узла сквозь чересполосицу на своих экранах, - затем захлебнулся:

– "Горлица"! Немедленно прекратить стыковку! Как слышите? Повторяю, ни в коем случае не производить стыковку! Как поняли? Повторите, как поняли?! Стыковку запрещаем. Приём.

Природин покусал губы, помолчал. Станция надвигалась.

– "Порт", я - "Горлица", - наконец сказал он.
– Понял вас хорошо. Стыковку прекращаем...

– Гости к нам, - внезапно, перекрывая все помехи, сказал из динамика ясный спокойный голос, и Природин ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок. Только сейчас он по-настоящему почувствовал, что станция на самом деле близко, и что они почти прилетели.

– Долгожданные и незванные, - продолжал голос.
– Что ж, милости просим. А стыковаться можете. Стыковочный узел вполне надёжен.

Природин

сразу не нашёлся, что сказать. Промямлил: "Здравствуйте..." - но тут же спохватился. Правильно ли он сделал, что поздоровался? Ведь это даже смешно... Если не горько. Во всяком случае ему никто не ответил. Тогда он откашлялся и ещё раз запросил разрешение на стыковку у Земли. "Порт" ошарашенно дал "добро".

Только когда Збигнев со второго раза пришвартовал корабль к станции, Природин снова попытался связаться с ней. Станция упорно не отвечала.

– Это вы, Олег, напрасно делаете, - проворчал Стенли.
– Не ответят они, не в их это правилах. Просто удивительно, что они вообще вышли в эфир. Если бы кто другой сказал - не поверил. А так, как это у вас говорится, у них словно в лесу что-то сдохло.

Природин ничего не сказал, но рацию оставил. Стенли, конечно лучше знать. Он здесь уже бывал.

Збигнев обесточил ручное управление и теперь, пристегнувшись за пояс к креслу, натягивал через голову свитер, бубня под нос какую-то бравурную мелодию.

Стенли взъярился.

– Эй, ты!
– зло выкрикнул он.
– У подножья памятников принято снимать шляпы! Если тебя этому мама учила...

Збигнев просунул голову в вырез свитера.

– Это вы мне?

– Матке Боске, - ядовито съязвил Стенли.

– Перестаньте!
– вмешался Природин.
– Я понимаю вас, Стенли, вы взвинчены... Но так нельзя.

– Да нет, Олег, - сказал Збигнев и, натянув свитер, застегнул ворот.
– Стенли прав.
– Он повернулся лицом к американцу.
– Я приношу вам свои извинения.

Стенли отвернулся и процедил сквозь зубы что-то по-английски. Природину показалось, что он обозвал Збигнева губошлёпом, но на этот раз вмешиваться не стал. Не место было, да и не время мирить их здесь - корни неприязни Стенли к Збигневу были давние, сугубо личного порядка и исходили, собственно, из почти невинного вопроса Збигнева о брате Стенли, добровольно оставшемся на "Скай Сэлуте". Стенли вообще встречал подобные вопросы с большим напряжением, а тут ему показалось, что Збигнев ко всему прочему улыбается. Он взбеленился, накричал на Збигнева, обозвал молокососом и "пшечиком" и с тех пор по любому поводу открыто выражал ему свою антипатию.

– Збигнев, проверьте, пожалуйста, герметичность переходной камеры, распорядился Природин.
– А вы, Стенли, помогите мне подготовить контейнеры для выгрузки.

Збигнев только кивнул головой, а Стенли что-то недовольно проворчал. То ли просто для острастки, то ли в адрес Збигнева, но яснее так и не высказался.

Минут через пятнадцать Збигнев доложил, что утечки воздуха из переходной камеры не наблюдается, и Природин разрешил отдраить люк. Стенли сразу оставил контейнеры, молча отпихнул Збигнева в сторону и взялся за штурвал люка. Он долго возился - штурвал почему-то плохо поддавался, пыхтел, скрипел зубами, но, наконец, открыл. Открыл с трудом, будто в переходной камере кто-то сидел и упорно мешал ему, но он таки пересилил; и тотчас из корабля с противным свистом вырвалась порция воздуха.