Переступить черту (сокращ.)
Шрифт:
— Выглядит она отлично, Джулия, — сказал я. — И очень гордится тем, как ты ухаживаешь за сестрами. Да и я тоже.
— А как ты, пап? — спросила Джулия. Мне показалось, что в ее голосе прозвучала самая настоящая взрослая забота. Тут я вспомнил, что в следующем году она уже станет старшеклассницей. Как же это она выросла, а я и не заметил?
— Ты ведь меня знаешь, Джулия, — ответил я. — Вроде бы справляюсь, если, конечно, у меня совсем крыша не съехала. Как там делишки в нашей казарме?
— За мной тут целая очередь стоит, все хотят поговорить с тобой, — ответила она.
Я
— Что случилось, девочка? — спросил я.
— Пап, — сказала Крисси, всхлипывая. — Хиллари Мартин говорит, что Санта-Клаус к нам не придет, потому что у нас камина нет.
Я улыбнулся. Жалобу эту мы с Мейв уже слышали дважды и ответ на нее придумали.
— Да ну, Крисси, — сказал я в трубку. — В Нью-Йорке же куча квартир, в которых нет каминов, поэтому Санта-Клаус оставляет сани на крыше дома и спускается по пожарной лестнице. Ты вот что, Крисси, окажи мне услугу, ладно? Скажи Мэри-Кэтрин, пусть не запирает на кухне окно.
— Обязательно скажу, — восторженным шепотом ответила Крисси. — Пока, пап.
— Мистер Беннетт? — произнес через несколько секунд голос Мэри-Кэтрин.
— Привет, Мэри, — ответил я. — А Шеймас-то где? Он уже должен был вас сменить.
— Так он и сменил. А сейчас собрал детей в гостиной, читает им «Ночь перед Рождеством».
Чтение этой книжки всегда было моей обязанностью, однако сейчас я почувствовал скорее благодарность, чем грусть. Дед был замечательным чтецом, и уж он-то постарается, чтобы у детей было самое счастливое Рождество, какое только возможно в наших обстоятельствах.
— Мэри, прошу вас, не думайте, что вы должны все время сидеть дома, — сказал я. — И огромное вам спасибо за то, что взяли все в свои руки. Когда это безумие с собором закончится, мы придумаем для вас нормальное расписание.
— Я рада, что смогла помочь. У вас чудесная семья, — ответила Мэри-Кэтрин. — Счастливого Рождества, Майк.
Когда она это сказала, я как раз проезжал мимо украшенного гирляндами здания отеля «Плаза» и на секунду поверил, что нынешнее Рождество и вправду может стать счастливым. Но тут вдали показалось зловещее зарево прожекторов, расставленных вокруг собора.
— Поговорим попозже, — сказал я и захлопнул крышку телефона.
Свернувшаяся в клубок Лора Уинстон лежала, потея и дрожа, на полу тесной исповедальни. Она провела под замком уже двадцать часов, то впадая в забытье, то снова приходя в себя. Впрочем, с тех пор как часов шесть или семь назад в исповедальню начал пробиваться тусклый свет от витражных окон, она все время пребывала в сознании, мучаясь от жара и боли наркотического голодания.
А когда она заметила в полированной медной пластинке на двери свое отражение, было уже около полудня. Косметику на ее лице разъели пот и слезы, концы светлых, медового оттенка волос были покрыты брызгами рвоты. Ей пришлось пройти
«И ведь я приносила людям самый настоящий вред! — думала Лора. — Особенно женщинам». Месяц за месяцем она распространяла, пользуясь своим журналом, миф о вечной элегантности и о возможности обратиться в красавицу. Одевала в дорогую одежду малолетних генетических уродцев и называла это нормальным.
Когда она выберется отсюда — если выберется, — все будет иначе, решила Лора. Она ляжет в клинику для наркоманов. Откроет благотворительный фонд.
Когда прямо за дверью исповедальни грянул пистолетный выстрел, он показался Лоре взрывом, прогремевшим у нее в голове. Потом звон в ушах стих, и она услышала крики людей. А когда мимо ее двери проволокли тело, у Лоры перехватило дыхание.
Они застрелили кого-то! Но кого? Почему?
Их захватили вовсе не ради денег, с ужасом заключила она. Им придется, одному за другим, ответить за свои мерзкие грехи.
«Я следующая», — подумала Лора, и к горлу ее подступили рыдания.
Проходя через пропускной пункт, я увидел Оукли и еще пару копов, бежавших к собору. Это могло означать только одно. Я взглянул на часы. Джек сказал — в полночь. А сейчас лишь половина одиннадцатого. Кого они убили на этот раз? И почему сделали это раньше назначенного срока?
Когда Оукли и те двое доставили к машине «скорой помощи» носилки с телом, я уже был рядом. Лица убитого я так и не разглядел — к носилкам сразу же бросились медики. Но вдруг застыли как вкопанные. Одна санитарка отвернулась. Сотрясаясь от горя, она села на тротуар, прямо в желоб водостока. Засверкали вспышки фотокамер. И только тогда я наконец разглядел того, кто лежал на носилках. Это был Джон Руни, кинозвезда, комик.
— Боже мой! — воскликнул Оукли. — Сначала мы потеряли мэра. А теперь они убили Джона Руни!
И тут я все понял. До меня дошло, почему бандиты уничтожают знаменитостей, совершая одно зверское убийство за другим. Таким способом они давят на нас. Трупов становится все больше, мы выглядим в глазах общественности все хуже. Если мы потерпим неудачу, люди станут винить в этом не бандитов, они станут винить нас.
Висевший у меня на поясе кризисный телефон зазвонил. Я мысленно отсчитал четыре гудка и только затем ответил на вызов.
— Привет, это Джек, — глумливо сообщил этот гад. — Джек с приветом. Дошла шуточка? Конечно, у Руни они были посмешнее, но, думаю, лучшие его дни теперь уже позади. Время вышло, Майк. Больше никаких проволочек. Если к девяти утра на моем счете не будут лежать все деньги, под рождественской елкой окажется столько богатых и знаменитых покойников, что Санта-Клаусу придется засунуть все свои подарки обратно в камин.
Было уже около двух часов ночи, когда я, полусонный, оторвал голову от клавиатуры компьютера, которую использовал вместо подушки. Бешеная суета, царившая в командном центре, унялась, ее сменил настороженный шепоток. Работу мы почти закончили. Правдами и неправдами, но нам удалось набрать без малого семьдесят три миллиона долларов.