Переулки Арбата
Шрифт:
Вначале то был как бы музей-памятник, не пополняемый новыми книгами и экспонатами. Особый интерес он представлял для специалистов - историков, филологов... Публика с годами утратила к нему интерес. Поговаривали даже о передаче его собраний другим музеям или о переводе в Москву: Услышав об этом, бывший тогда попечителем Московского учебного округа генерал, участник обороны Севастополя Николай Васильевич Исаков начал хлопоты о переводе музея в Москву; его поддержали в этом директор музея, известный писатель и музыковед В. Одоевский и министр народного просвещения, бывший попечитель Московского учебного округа Е. Ковалевский. Они, по сути, и решили судьбу
Трудно сказать, кому в голову пришла идея передать под музей "Пашков дом", занимаемый тогда 4-й московской гимназией. В отчете музея сказано, что эту мысль подсказала "народная молва", но мне кажется, что Николай Исаков, ставший первым директором музея в Москве, по-видимому, сам и надумал использовать просторный дворец для коллекции Румянцева. За свою долгую жизнь Николай Исаков основывал не раз музеи, библиотеки, училища...
Москва передала под собрание Румянцева свой лучший дом. Городская дума ассигновала на нужды музея 3 тыс. руб. в год. Полился поток пожертвований москвичей. Известный меценат К. Солдатенков не только положил на его счет 3 тыс. руб., но и тридцать шесть лет подряд переводил музею ежегодно по 1000 руб., а также завещал ему свое прекрасное книжное собрание и коллекцию картин. Библиотеке предоставили право получать бесплатно обязательный экземпляр всех печатных изданий на территории государства. Кроме того, на нее посыпался благодатный "дождь" от собирателей книг. В числе первых дарителей значится имя крестьянина Владимира Андреевича Фадейчева из села Поречья под Ростовом-Ярославским. Он отдал библиотеке, очевидно, все свое богатство.
Примеру Николая Румянцева последовали многие его современники: в "Пашков дом" попали библиотеки философа П. Я. Чаадаева, историка М. П. Погодина, министра народного просвещения А. Норова, большого ценителя и знатока книг. Его библиотека насчитывала 19 тыс. томов. В нее входили рукописи и прижизненные издания работ Джордано Бруно, а кроме того, множество других ценнейших изданий. Английский клуб подарил богатую коллекцию старых газет...
Обладатели богатейших собраний считали за честь подарить или завещать в дар библиотеке свои книги. Нередко это были собрания в тысячи томов. От В. Одоевского поступило 6 тыс. книг. Библиотека графа Сергея Румянцева, брата основателя музея, насчитывала 10 тыс. томов. Бывший библиотекарь Е. Корш, служивший музею тридцать лет, оставил свыше 2 тыс. книг по истории и философии. А сын Николая Исакова подарил музею книги отца и свои, всего 7 тыс. Только таким путем музей за полвека получил 300 тыс. книг, не считая тех, что поступали в обязательном порядке.
Библиотека Румянцевского музея стала, как мечтал ее создатель, национальной, одной из лучших в Европе. Она открыла двери для всех - и для профессора, и для курсистки. Не нужно было для записи в нее рекомендательных писем. Сюда не раз спешил Лев Толстой в пору работы над романом "Война и мир"; бывал он здесь до последних дней жизни. Музей располагал коллекцией рукописей масона С. Ланского, состоявшей из посвященных истории масонства документов. И эти рукописи очень пригодились писателю, оставившему в дневниках записи о посещениях музея: "После кофею пошел в Румянцевский музей; сидел там до трех..." После трех часов музей тогда закрывался...
В регистрационной книге библиотеки Румянцевского музея 26 августа 1893 г. оставил свой автограф читатель, имя которого стало известным всему миру, - В. И. Ульянов-Ленин.
А когда Владимир Ульянов в 1897
Тогда читальный зал представлял собой вытянутое помещение, фасад которого выходил на Знаменку. Над двумя длинными рядами широких столов свешивались с потолка лампы под конусообразными абажурами.
"ИЗУМИТЕЛЬНЫЙ ФИЛОСОФ"
В том же году, когда в "Пашков дом" доставили из Петербурга ящики с книгами и коллекциями Николая Румянцева, чтобы открыть музей и библиотеку, впервые приняла читателей Чертковская библиотека. Она размещалась в доме московского историка А. Д. Черткова на Мясницкой улице в просторном особняке, сохранившемся по сей день. Свыше десяти лет двери этой частной библиотеки были открыты для каждого.
В ней насчитывалось 22 тысячи книг. Как и Н. П. Румянцева, А. Д. Черткова особенно интересовала история. Но не только. В 1872 году и это книжное собрание, подаренное собирателем Москве, поместили в библиотеку Румянцевского музея. И здесь оно сохранило свою цельность, имея на новом месте постоянных читателей.
Поэтому на склоне лет, вспоминая о годах, прожитых в юности в Москве, Константин Эдуардович Циолковский писал, что занимался в "Публичной библиотеке (Чертковской)". В ней и прошел он свои университеты, занимаясь в читальном зале три года по собственной программе, из-за глухоты, не имея возможности слушать лекции.
В своих мемуарах никого из московских знакомых Циолковский не назвал по фамилии. Сделал исключение только для одного - Федорова Николая Федоровича, запомнив его на всю жизнь. То был библиотекарь Румянцевского музея, одевавшийся с таким же пренебрежением к одежде, как и юный Константин Циолковский, оба они тогда питались исключительно хлебом и водой. Этот библиотекарь сыграл в жизни основателя космонавтики выдающуюся роль, став его наставником в Москве, заменив в этой роли всех профессоров...
Вот как писал в "Чертах моей жизни" К. Э. Циолковский: "В Чертковской библиотеке я заметил одного служащего с необыкновенно добрым лицом. Никогда я потом не встречал ничего подобного. Видно, правда, что лицо есть зеркало души. Когда усталые и бесприютные люди засыпали в библиотеке, то он не обращал на это никакого внимания, другой же библиотекарь сейчас же сурово их будил.
Он же давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров - друг Толстого и изумительный философ и скромник..."
Уехав из Москвы Константин Эдуардович вспоминал Федорова, интересуясь его жизнью и учением, подробностями необыкновенной жизни.
А была она удивительна, начиная с дня рождения, поражая воображение современников. И после некоторого забвения личность Федорова вновь начинает привлекать внимание, особенно с тех пор, как человек вышел в космическое пространство.
Все знают пророческие слова К. Э. Циолковского о том, что планета является колыбелью разума, но нельзя вечно жить в колыбели. А впервые нечто подобное Константин Циолковский услышал в тихой комнате библиотеки от Николая Федоровича Федорова, создателя философского учения "Общего дела", которое мыслилось им в масштабах космических.