"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
А вот дальше — развилка судеб и жизненных путей. «Близнец» Золотарева туризмом не увлекался. Ни горным, ни лыжным — никаким. И жизнь его не оборвалась до срока в засыпанном снегом овраге, была долгой и насыщенной, закончившись в 2000 году во вполне почтенном возрасте: много работал, получил в придачу к боевым немало трудовых наград, вырастил сына, успел порадоваться внукам…
Недоверчивый читатель может спросить: да где же автор сумел раскопать этакого «брата-близнеца», из какой параллельной, но очень похожей на нашу реальности вытащил двойника Золотарева?!
Все просто. Двойника звали
Это мой отец.
Замечание на полях.
На последующих страницах автор поневоле вынужден отказаться от академичного стиля изложения — от третьего множественного лица и от всех этих «как нам представляется» и «сейчас мы докажем».
Слишком о личном придется писать. И без местоимения «я», неуместного в серьезном научном исследовании, никак не обойтись.
Ну, извините.
Так уж получилось, что я поздний ребенок. Появился на свет, когда отцу было сорок пять. Что характерно, он тоже поздний ребенок — предпоследний сын в очень многодетной крестьянской семье, а крестьянки в те года рожали аж до пятидесяти: известно, что чем больше и чаще женщина рожает, тем позднее теряет к тому способность.
В результате между поколениями семьи зияет разрыв с Гранд-Каньон размером: мой дед по отцу родился на свет аж в 1880 году и умер почти за тридцать лет до моего рождения. С ума сойти, прадед мог быть крепостным… И был бы, если бы крестьяне села Покровское коллективно не выкупились у своего помещика задолго до отмены крепостного права.
Впрочем, вернемся к заявленной теме. К странностям и нестыковкам в биографии моего отца, которых не меньше, чем в биографии Семена-Александра Золотарева.
Начнем с самого начала. С даты рождения.
Сколько себя помню, во всех документах отца стояла дата рождения 25.09.1921 года. В паспорте, в правах — везде. Она же выбита на его могильном камне.
Но лет в пятнадцать или шестнадцать я узнал, по большому секрету: оказывается, отец на самом деле родился на два года позже.
Зачем, почему такая путаница с датами? — недоумевал юный я. И узнал, что в 1937 году, после смерти деда, семья осталась без кормильца. Была возможность снять хотя бы один лишний рот с шеи бабушки — прописать Пашку в Ленинграде, у замужней старшей сестры (Покровское — село пригородное, Северная столица неподалеку). Мешала одна загвоздка: прописаться можно было лишь с шестнадцати лет, при наличии паспорта.
Решили проблему просто: получили новую метрику взамен якобы утраченной, проставившись волостному писарю или кто там эти метрики выписывал, — и Паша единым росчерком пера стал на два года старше, благо был парнем рослым и вполне мог сойти за шестнадцатилетнего. И вот он, заветный паспорт, и вот она, ленинградская прописка.
А тем, кто пожелает обвинить семью Точиновых в жульничестве, в обмане родного советского государства, не мешает знать, что получил отец в придачу к паспорту и прописке. В качестве бонуса, так сказать.
Призвали его не в девятнадцать лет, а фактически в семнадцать. В морскую пехоту Краснознаменного Балтийского Флота. А вскоре началась война.
В июле 1941-го семнадцатилетний морпех Паша Точинов угодил в самую мясорубку — под
Отец выжил и вышел из окружения с остатками рассеченной надвое 8-й армии. И воевал до 45-го, с перерывами на лечение после ранений.
Таким образом, я знал, что у отца две даты рождения: официальная, 25.09.21, и реальная, ровно на два года позже. Маленький семейный секрет. Как позже выяснилось, не единственный. Далеко не единственный.
Но даже с этим первым небольшим секретом получалась интересная коллизия. При полном отсутствии контрацепции крестьянские женщины рожали часто, чуть ли не каждый год. И в семье Точиновых уже был один сын 1921 года рождения— старший брат отца Василий, родившийся в мае.
И вот ситуация: два родных брата (не сводных, не единокровных — целиком и полностью родных). Оба родились по документам в 1921 году — один в мае, другой в сентябре. Небывалая скорострельность в деле деторождения. Рекорд всех времен и народов.
Эх, вот бы попались документы обоих братьев, да в руки конспирологу Ракитину! Уж он бы выстроил версию на загляденье! Тут уже не КГБ дело пахнет, не ЦРУ и не Моссадом.
Инопланетяне с Сириуса. Или рептилоиды с Нибиру. Но в любом случае с трехмесячной продолжительностью беременности.
Однако коллизии не случилось. Василий с войны не вернулся, погиб на фронте — так что никто не удивлялся двум никак не стыкующимся датам рождения.
Но дело на этом не закончилось. После смерти отца даты его рождения начали размножаться, как амебы: митозом.
Разбирая доставшийся в наследство семейный архив, я обнаружил реликвию времен войны — старую, потрепанную красноармейскую книжку отца. Указанная в ней дата рождения изумила. 05 марта 1921 года. Как? Откуда? Красноармейская книжка — главный документ бойца, как паспорт у штатского человека. Почему в ней дата, не пойми откуда взявшаяся? Привычная картина мира пошла трещинами…
Шли годы. Архивы приоткрывались. Все больше оцифрованных документов попадало в Интернет. Нашлись наградные листы отца, но дело не прояснили. Там везде был указан год рождения — 1921-й — но без числа и месяца.
Наконец, стали доступны метрические книги Гатчинского уезда (вернее, так в обиходе называли по привычке книги записей актов гражданского состояния). И у отца появилась четвертая дата рождения. 17 сентября 1923 года. Не факт, что она истинная: запись сделана со слов деда. Исключительно с них. Пришел некто Точинов С. В. в подотдел записей актов гражданского состояния при Слуцком волисполкоме и заявил: родился у меня сын, назвали Пашей. Какие справки из роддома, вы о чем? На дому рожали, при содействии повитух, а те справок не выписывали. Фактически роды могли случиться и на день раньше заявленного, и на два, и на три. Кто бы стал проверять? Но в любом случае эта дата изначальная. Вся дальнейшая свистопляска записанных в документах годов, месяцев и чисел началась с неё.