"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Фамилий у Тибо тоже две: «При выдаче паспорта в написании моей фамилии вкралась ошибка. Согласно паспорту моя фамилия Тибо-Бринволь, а по документам матери моя фамилия Тибо-Бриньоль», — из автобиографии Тибо 1953 года. Мало того, его родной старший брат Владимир (погибший на фронте в 1943 году) и жил, и погиб под фамилией Тибо-Бринсоль! А уж как заполнял анкеты Николай Тибо, как писал автобиографии! Сыновьям репрессированных по политическим статьям хода в ВУЗы не было по меньшей мере до 1954 года, а большинству из них до — 1957-го (знаю не понаслышке: из истории своей семьи с материнской стороны). Тибо умудрился поступить еще в 1953-м, ловко замаскировав «пятно»
В общем, ясно как день, что работал Николай Тибо на французскую военную разведку. На «дезьем-бюро» французского Генштаба. Ни малейших сомнений.
Безвозмездно, то есть даром, дарю эту блистательную версию Алексею Ракитину.
Надо ясно понимать: в в те далекие годы в документах у людей царил лютый бардак. Никакого сравнения с временами централизованных компьютерных баз данных, когда любую информацию можно быстро проверить. Множество архивов пропало в войну. Равно как и документов, находившихся на руках у людей. Восстанавливали их сплошь и рядом «со слов». И в восстановленные документы сплошь и рядом попадали ошибочные данные. Иные искажения и умолчания вносились умышленно, иные непреднамеренно — память людская далеко не совершенна. Но все-таки не стоит, тов. Ракитин, записывать всех обладателей не стыкующихся меж собой сведений в документах в агенты КГБ. Комитет был организацией большой и разветвленной, спору нет, но даже ему столько агентов не требовалось — вот и без услуг моего отца он обошелся… Без услуг Золотарева — тоже.
Вывод прост: во всех измышлениях о Золотареве-кэгэбэшнике истины ничуть не больше, чем в горячечном бреде о фронтовике-алкоголике с гранатой, выгнавшем раздетых туристов на мороз, а затем вылакавшем спирт, закусывая корейкой. При всей кажущейся обоснованности построений Ракитина — не больше.
Ракитину вторит дятловедка г-жа Сазонова, занимающаяся изучением дятловской трагедии — страшно сказать! — аж из Вьетнама. Она тоже дотошно копается в прошлом Семена-Александра, но вывод делает немного иной: оказывается, Золотарев работал не на СМЕРШ, после чего на КГБ, — а на спецназ ГРУ, еще с войны: был диверсантом школы Старинова.
Однако конспиролог из г-жи Сазоновой не чета Ракитину: более многословна и менее убедительна. И методы использует никуда не годные. Например, анализирует художественную (!) повесть журналиста Ярового: дескать, персонаж Постырь из этой повести списан с Золотарева один-в-один, а знал Яровой о дятловской трагедии изрядно — значит, написанное о персонаже вполне применимо к его прототипу.
Оспаривать такие утверждения — себя не уважать, и дискутировать с суровой вьетнамской женщиной совершенно не хочется, а хочется махнуть рукой и сказать: да уймитесь уж…
Если же оценить биографию Семена-Александра, не ударяясь в шпиономанию, перед нами предстает человек замкнутый, однако при необходимости легко налаживающий отношения с незнакомыми людьми (отнюдь не раскрываясь перед ними при этом до донышка). Волевой, целеустремленный, планомерно строящий карьеру спортивного функционера. Не без цинизма строящий: например, Золотарев вел кружок по изучению трудов тов. Сталина, но после смерти гения всех времен и народов быстро забросил это занятие — причем сделал это еще до знаменитой речи Хрущева, развенчавшего «культ личности». То есть тенденции Золотарев умел улавливать, даром предвидения обладал. Не делал ставок на лошадей, обреченных на проигрыш.
Однако, при всем его карьеризме, в совершении подлостей ради карьеры Золотарев замечен не был.
Нет вообще оснований для обвинения
Лишь за историю с загадочным, то появляющимся, то исчезающим, спиртом группы «Хибина» ответственность несет именно Золотарев. Но и это никакой не криминал.
Фляжка со спиртом, почти сразу обнаруженная в найденной спасателями палатке, давненько не дает покоя дятловедам.
Дело в том, что Юрий Юдин, единственный уцелевший дятловец, категорически утверждал: никакого спирта у группы «Хибина» не было. Не сумели достать. А на деле спирт был. Противоречие. В чем его причина?
Может, спиртное в походах было под запретом, и Юдин попросту солгал, покрывая прегрешение товарищей?
Допущение здравое, но — не проходит. Спирт вполне официально числился среди походных принадлежностей — Дятлов вписал его в план похода, а туристическое начальство этот план завизировало и утвердило. Все легально: 0,5 литра спирта в составе походной аптечки.
Аптечкой у дятловцев заведовал как раз Юдин (пока не сошел с дистанции — затем он передал ее Колмогоровой). Так что он хорошо знал, что говорил: спирта не было, не сумели раздобыть.
Не было, а затем появился. Откуда?
После расставания с Юдиным дятловцы двигались исключительно по местам не населенным. Не у кого было ни купить спирт, ни выменять. Ну разве что, чисто теоретически, спиртоношу могли встретить.
Спиртоноши — профессия давняя, крайне рискованная и очень выгодная. Суть ее вот в чем: человек нагружался несколькими десятками литров спирта и отправлялся в тайгу. Там он снабжал огненной водой золотоискателей-старателей, получая взамен шлиховое золото. И охотников, забирая в уплату пушнину. В зависимости от местных условий, могли быть и другие клиенты: нелегальные добытчики платины, ломщики жадеита и т. п. Но все же главными объектами интереса спиртонош были золото и пушнина, особенно мех соболя.
Появилась эта профессия еще в дореволюционные времена и преследовалась царскими властями беспощадно, ибо коммерция та была криминальной по всем линиям, с какой стороны на нее ни взгляни. Монополия на торговлю спиртом принадлежала государству. Найденное старателями золото полагалось все, до крупинки, сдавать в золотоприемные конторы по фиксированной цене.
А аборигенов-инородцев (именно они служили главными поставщиками пушнины для спиртонош) запрещено было снабжать спиртным даже тем, кто приобрел право на торговлю алкоголем. Такая уж генетика у детей тайги и тундры — совершенно не приспособлены пить крепкие напитки. У русских много столетий шел естественный отбор: плохо переносящие спиртное быстро спивались и чаще умирали, не оставив потомства. Аборигены познакомились с огненной водой поздно, и она воздействовала на них как оружие массового поражения: от самых малых доз теряли адекватность и быстро становились запойными алкоголиками.
Ценные меха были важной доходной статьей российского бюджета, равно как и золото, — и царское правительство боролось со спаиванием их поставщиков, как умело. Есть сведения, что воинские команды и казенные егеря имели право стрелять во встреченных спиртонош сразу на поражение, без предупредительных выстрелов. Такого обращения, кроме спиртонош, удостаивались лишь хунхузы — китайские бандиты, просачивавшиеся через Амур и Уссури на российскую территорию. Даже беглым каторжникам сначала предлагали сдаться и лишь при отказе открывали пальбу.