"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
2-й Северный, 26 января 1959 года
Во 2-й Северный Рогов прикатил на нартах, запряженных парой учагов. Выиграл он упряжку в карты у манси Бахтиярова-младшего, пристрастив того к незамысловатой игре в «очко». Хотел чуть позже выиграть еще одну пару оленей, чтобы при нужде можно было поехать и на более дальнее расстояние, да не сложилось. Бахтияров-старший сыночку накостылял и играть запретил, ладно хоть проигранное не стал обратно требовать.
В поселке на вид все было в порядке. Следы припорошило за ночь, но майна была расчищена ото льда, успела покрыться
Рогов перетаскал их в нарты. Один был со свежепойманной рыбой, а что лежит внутри двух других, проверять не стал. Если Гриднев и не прислал что-то из списка, через неделю дошлет. Вторую зиму работают, притерлись.
А теперь самое важное. Он вернулся в кернохранилище, но далеко внутрь не пошел, остался у полуоткрытой двери, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. Выждал минут пять — нет, не видно никого и не слышно. Да и некому сейчас тут быть, но лучше перестраховаться.
Убедившись, что все в порядке, прошагал к тайнику. Вынул из кармана заточку — узкую, похожую на шило. Приладил к отверстию от выпавшего сучка, надавил. Внутри скрежетнуло, доска подалась наружу.
Золото пересыпал над расстеленной на полу газетой, присев на корточки. Затем убрал опустошенный маленький мешочек обратно во внутренний карман дохи, а большой прикинул на ладони — вес знал и без того с точностью до грамма, но приятно было ощущать рукой, как прирастает, как наливается тяжестью. Посмотрел на два клочка бумаги, сложил числа в уме — оторвал от края газеты еще клочок, нацарапал четыре новые цифры.
Через несколько минут тайник принял прежний вид. Был он старый, много лет назад его смастерил юный Генка Слепнев, теперь ставший Роговым. Старый, но надежный, сделан с умом, и никто за столько лет захоронку не обнаружил. Однако береженого бог бережет, и таких тайников было у Рогова три. Глупо складывать все яйца в одну корзинку. Особенно когда яйца золотые.
…Вернувшись на прииск, он отвязал от нарт тяжи, прикрепил к их концам два увесистых полена и отпустил учагов пастись. Свистнул громко, заливисто. Кто-то из братьев должен быть сейчас в бригадирском балке, пусть вылезет, поможет затащить мешки.
Из балка показался Микеша, подошел, и по лицу его Рогов понял: что-то не так.
— Рация пищит, Гешка. Не к добру, не должна она сейчас пищать.
Радиограмма мало прояснила суть дела: Гриднев просил срочно, вот прямо немедленно приехать в 41-й квартал, ничего толком не объяснив. Оно и правильно, слишком много любопытных ушей слушает эфир.
Учаги устали, проделав путь по снежной целине, — под конец хвосты больше не торчали вверх, уныло обвисли — верный признак того, что животинам надо дать отдых. Поразмыслив, Рогов решил пройти до 41-го на лыжах, не дальний свет. Поразмыслил еще — и подозвал Микешу.
— Брату скажи, что на хозяйстве остается, а ты со мной в 41-й пойдешь. И ружьецо прихвати на всякий случай.
Поселок 41-го квартала, 26 января 1959 года
— Не кипешуй, Северьяныч. Сейчас Микешу обратно пошлю. Сегодня не успеть, но за завтра все зачистят. Трубы и желоба, что от промприбора к реке тянутся, уберут. Прорубь снегом присыплют, и какие
— Передай, сталбыть, чтобы снасти с Лозьвы тоже убрали.
— Да ладно тебе… будто они поймут и разберутся, что там не рыбхоз какой-то ловит или рыбартель.
— Пусть уберут, — настаивал Гриднев. — Сдается мне, что один студент и не студент вовсе… Или не только студент. Ходит, высматривает, вынюхивает, вопросы людям задает о всяком — и в книжечку, сталбыть, все записывает. Стукачок ментовский, не иначе. Из-за ерунды погореть хочешь, из-за рыбы сраной?
— Лады. Слышал, Микеша? Проследи, чтобы снасти убрали. И ту прорубь тоже снегом засыпьте.
— Не засыпать такую, Гешка. Велика. Видно будет.
— Тогда вообще ее не трогайте, только снасти снимите. Эко дело, прорубь! Не мешкай, отправляйся, и без того затемно вернешься.
— Загоняешь ты его, туда да обратно без отдыха, — сказал Гриднев без особого сочувствия, когда за Микешей закрылась дверь.
— Как же… он сам кого хочешь загонит, толком не вспотев, — семижильные они с братцем. Ладно, Северьяныч, доставай-ка водку…
— Совсем сдурел?! Нашел время.
— Да не с тобой я квасить собрался. Сейчас студентики твои кино досмотрят, так я с ними познакомлюсь поближе, за жизнь потолкую. Заодно к этому, что вынюхивал, присмотрюсь. Если взаправду стукачок, то не надо бы его дальше пускать.
— Как ты его не пустишь? Под арест, сталбыть, посадишь?
— Уж как-нибудь… ногу подвернет, идти дальше не сможет… Или вообще сломать может, или вообще не ногу. Разные, Северьяныч, пакости с людьми в жизни случаются. Но ты водку-то доставай, доставай, тему не забалтывай.
Верховья Ауспии, 01 февраля 1959 года
— А это что еще за мешочек? — прозвучал за спиной удивленный голос, и Коля дернулся, поперхнулся кофе и пролил несколько горячих капель себе на колени.
Он оборачивался медленно-медленно, лихорадочно придумывая, что будет говорить, как объяснять…
У-ф-ф… Люсьена стояла не над его рюкзаком — над продуктами, сложенными в общую кучу, — сложили, чтобы отделить не нужные в броске к Отортену и спрятать в лабаз. И в руке завхоз держала какой-то непонятный мешочек из небеленого полотна.
— Я такой не шила, точно говорю, — сказала Люсьена. — Чье это?
У нее единственной стояла дома швейная машинка, «подольский зингер», и пошив полотняных мешков и мешочков для продуктов лег на хрупкие девичьи плечи. (На хрупкие — это фигурально, так-то Люсьена была девушка крепкая и спортивная.)
— Грибы там сушеные, совсем забыла о них, — сказала Зина, оторвавшись от словарика мансийских слов. — Старый охотник угостил, к которому мы с Госей в Вижае ходили… как его, Титов… да, Титов, точно.
— Ну и куда вот их? — риторически спросила Люсьена. — С собой или оставить? Да и вообще маловато тут, чтобы суп на всех сварить…
Она поразмыслила несколько секунд, мешочек покачивался в руке на манер маятника. Предложила:
— А давайте сейчас в гуляш заправлю вместе с тушенкой? — Кивнула на костер, где в ведре готовилась закипеть вода. — Все-таки посытнее будет перед перевалом.