Переводы из Альтермана
Шрифт:
1. Кровь
Амон, открыта ночь огню чужой звезды –
что льёт она в твои колодцы и пруды?
Как странен и кровав рубиновый отсвет
на девичьей косе, на мелочи монет.
Красны зрачки грошей в кровавой темноте,
а в горле девы – крик, застывший в немоте.
Что плещется в горсти?.. –
В кровавый колодезь летит ведро, звеня.
На лицах спящих – цвет, на лицах ждущих – страх.
Малиновый отсвет на женских волосах.
Воспалены глаза, и губы жажда жжёт…
«Отец мой!» – сын воззвал. «Я здесь», – ответил тот.
«Все кружится, отец, – не в танце, а в виске.
Все высохло во мне, я – стебелёк в песке.
Покрепче обними, от крови, от беды –
глоток, один глоток… воды, воды, воды…»
«Мой первенец, мой сын, воды здесь больше нет.
Всё кровь вокруг, всё кровь – её проклятый цвет.
Мы долго лили кровь, без счёта, без цены, –
и вот она пришла в колодцы, в реки, в сны».
«Отец! Спаси, отец…» – последний, хриплый стон.
«Чужой звездою, сын, заполонён Амон».
«Её вода, отец, костром горит во мне…»
«Кровь – не вода, сынок, мы все – в её огне».
2. Жабы
Ползёт на город слизь, и топь со всех сторон –
в грязи своих грехов утонет Но-Амон.
Здесь даже адских сил напрасен жар и крик –
осадой правит Нил – бескраен и велик.
Здесь жадной Жабы жор – владей, царица Слизь!
На мерзость и позор приди и воцарись.
Твой студенистый ком, трясина гадких лядв –
под жабьим животом – обломки слов и клятв.
И жабища встает в полнеба склизких сфер,
её бессчётен счёт, она не знает мер,
отвратен нильский вал, и ночь на мир ползёт…
«Отец мой!» – сын воззвал. «Я здесь», – ответил тот.
«Отец, ужасен Нил на колесницах тьмы,
ужасна жабья слизь, и беззащитны мы…
Я не могу дышать – мне жабы лезут в рот!
Затоплена душа потопом жабьих рот!»
«Мой первенец, мой сын, мы метили в цари –
но грязь пожрёт Амон до утренней зари.
Коль ночь ещё жива, живи и ты, сынок,
мой день, моя листва, конец моих дорог».
«Отец! Спаси, отец… – повсюду плач и стон».
«Под жабьей тушей, сын, погибнет Но-Амон».
«Приходит смерть, отец, в обличье страшных жаб…»
«Узришь и ты, сынок, размах её ножа».
3.
Ты проклят, Но-Амон, – восстала пыль земли,
и полчищами вшей пылинки поползли.
Живой кишащий слой, несметный, как песок,
как ненависть, слепой – безмолвен и жесток.
Ты, вошь, – предельный всхлип отврата, грязи, тьмы,
ты сеешь гнид своих предвестием чумы,
ты собираешь с войн окопов трупный вклад…
ничтожная, тобой разрушен царский град.
На коже, в голове – повсюду вши ползут –
и люди, и зверьё расчёсаны в лоскут,
в загонах и хлевах, измучен, дохнет скот…
«Отец мой!» – сын воззвал. «Я здесь», – ответил тот.
«Отец, я весь в крови, в коростах страшных ран,
я тело рву своё, как падаль – чёрный вран.
Освободи меня – ведь муки всё сильней –
пусть жизнь мою берут пришедшие за ней!»
«Мой первенец, мой сын, мала твоя цена.
За все грехи, сынок, заплатим мы сполна.
Заплатим глаз за глаз, заплатим зуб за зуб,
за каждый волосок, за каждую слезу».
«Отец! Вскипает кровь, гноится и смердит…»
«Восставший прах, сынок, Амон не пощадит».
«Отец, безмолвна ночь, но страшен каждый звук…»
«Ночь страшной мести, сын, – возмездия и мук».
4. Хищники
В Амоне зверь! И крыс побег стрелы быстрей.
И рвёт, взбесившись, вол железо из ноздрей,
храпит и бьёт ногой, катаясь по земле,
и кровь на чёрном лбу – как пламя на угле.
Сорвался пёс с цепи, и заскулил, и смолк,
и ужас жжёт кнутом, и кто-то крикнул: «Волк!» –
и катит страшный вал безумья и гоньбы,
и кони хрипло ржут, вставая на дыбы.
Отбросил вожжи страх, повсюду свист кнута,
повсюду рёв и стон – людей, зверей, скота,
лишь клык и сталь клинка блестят сквозь кровь и пот…
«Отец мой!» – сын воззвал. «Я здесь», – ответил тот.
«Отец, повсюду зверь, повсюду волк, отец,
ужасен волчий блеск в глазах твоих овец.
И ты уже не тот, кто гладил и ласкал,
в твоём лице, отец, крысиный злой оскал!»
«Мой первенец, мой сын, мы все уже не те –
крысиный зев, сынок, мерцает в темноте.
Кто хищным зверем жил, пусть знает наперёд:
он крысою рождён и крысою умрёт».
«Отец, безумен мир. Грызёт овца овцу».
«Крысиный зев, сынок. Он городу к лицу».