Переворот
Шрифт:
— Удивляюсь, — признался Катанаев. — Слишком несоразмерные фигуры…
— Скажите, генерал, — перебил Оаба, — вы в шахматы играете? В таком случае вам, надеюсь, известно, что иная пешка при благоприятных обстоятельствах может сама стать фигурой… Ай, Моська, знать, она сильна, коль лает на Слона! — засмеялся вдруг. — Кажется, так сказал ваш великий баснописец?
— Что вы этим хотите сказать?
— Вот видите, генерал, — воскликнул Оаба, — а утверждали, что нет у вас к этому конфликту своего отношения! Есть, оказывается. — Он построжел и нахмурился. — Что касается двух этих сторон, Колчака
Катанаев вспомнил, как несколько дней назад эту же мысль настойчиво внушал ему английский генерал Нокс, буквально теми же словами говорил о конфликте «двух патриотов России» и о своей готовности поскорее уладить этот конфликт.
— Время покажет, — уклончиво сказал Катанаев. — Будем надеяться, что все уладится…
Оаба встал и предложил выпить за дружбу и процветание двух великих держав. Потом он показывал гостям новогодние подарки: рисовая солома с разноцветными бумажными лентами, висевшими на стене, символизировала богатый урожай, благополучие.
— Япония — страна символов, — говорил Оаба, дружески трогая Катанаева за локоть. — А новогодний праздник я очень люблю. Насколько я знаю, в России к нему тоже по-особому относятся.
— Да, — кивнул Катанаев. — Встречая новый год, всегда ждешь чего-то лучшего, надеешься на перемены…
Оаба улыбнулся.
— Что ж, генерал, будем надеяться, что 1919-й принесет нам немало добрых перемен!
— Будем надеяться.
— А теперь, господа, как это по-русски… выпьем на посошок, — жестом гостеприимного хозяина пригласил всех к столу. Выпили стоя. И начали прощаться. Оаба извинялся за скромное угощенье. Придерживая Катанаева за локоть, говорил, слегка щурясь и продолжая улыбаться.
— Надеюсь, генерал, мы еще встретимся? Мне было приятно с вами познакомиться. Прошу завтра к семи вечера пожаловать на официальный ужин в общественное собрание. Уверяю вас, там будет гораздо веселее. Будет музыка, дамы…
— Благодарю. Что касается дам, — усмехнулся Катанаев, — в моем возрасте этот вопрос далеко не главный…
— О-о! — шутливо погрозил пальцем Оаба. — Я с вами не согласен. Как это у вас? Любви все возрасты покорны! — И пожимая руку на прощанье, не переставая улыбаться, тихонько, доверительно спросил: — Скажите, генерал, вы не станете возражать, если на ужине будет присутствовать атаман Семенов?
Катанаев пожал плечами.
— Очень хорошо, очень!.. — закивал Оаба. — До завтра, генерал!
На следующий день Катанаев нанес визит управляющему Забайкальской области Таскину. Бывший депутат Государственной думы принял генерала несколько настороженно, с холодной любезностью. Чувствовалось по всему, что нынешний «губернатор» Забайкалья не хотел терять своего лица в глазах верховного правителя и в то же время с явной опаской оглядывался на Семенова…
— Так ведь дознание о действиях атамана уже велось — сказал он с некоторым удивлением. И тут же извлек из недр своего обширного стола бумаги с машинописным
— Благодарю, я уже знаком с этим докладом. — Знакомы?
— Да. Копию доклада мне показал министр юстиции Старынкевич, — пояснил генерал. Таскин был обескуражен:
— И что же… какое мнение у вас сложилось?
— По-моему, доклад лишен главного: убедительности.
— Ну что ж, — управляющий отодвинул бумаги и внимательно посмотрел на спокойно-медлительного Катанаева. — Ну что ж, — повторил, несколько стушевавшись, не зная, что еще сказать. — Лично с атаманом вы намерены встретиться?
— Непременно. Комиссия вовсе не имеет цели во что бы то ни стало обвинить Семенова. Задача комиссии — беспристрастно во всем разобраться и сделать объективные выводы. Так что избегать встреч с атаманом у меня нет оснований. Напротив. Тем более что оба мы казаки, — улыбнулся Катанаев.
— Можно дать вам один совет?
— Буду вам признателен.
— Постарайтесь встретиться с атаманом как можно скорее.
— Спешка не в моем правиле, но если вы убедите…
— Чем скорее вы встретитесь, тем меньше будет у вас ненужной предубежденности.
— Благодарю за совет. А скажите, — в свою очередь поинтересовался, — разве выборным атаманом Забайкальского казачьего войска является Семенов?
— А кто же, по-вашему?
— По-моему, полковник Зимин. Таскин усмехнулся и посоветовал:
— А вы, Георгий Ефремович, спросите лучше об этом само войско. Оно вам скажет, кто у них атаман — Зимин или Семенов.
Встреча с полковником Зиминым, которого навестил генерал в тот же день, оставила у него двойственное чувство: с одной стороны чувство жалости к старику, а с другой — брезгливости и раздражения, вызванных безволием и смиренностью «выборного» атамана.
— Позвольте, полковник, — едва сдерживал раздражение Катанаев, — разве вам неизвестно, что есть приказ военного министра о выделении казачьей дивизии из состава пятого корпуса и подчинении этой дивизии вам? И что, наконец, вы, полковник Зимин, наделены такими же правами, как и Семенов. Разве вам это неизвестно?
— Известно, конечно. Но Семенов отказался выполнять этот приказ. Не допущу, говорит, двоевластия в Забайкалье…
«Ну что ж, — подумал Катанаев, — судя по всему, Семенов действительно узурпировал тут власть, прибрал к рукам Забайкалье и не желает ни с кем считаться. Интересно, как он сам это объяснит?»
Настало время встретиться с атаманом.
Морозным и ясным полднем генерал Катанаев подъехал к особняку Семенова. Одноэтажный кирпичный дом, стоявший на берегу речки Ингоды, выделялся красными неоштукатуренными стенами. Ограда была обнесена высоким заплотом. Снег вдоль ограды и особенно у ворот утрамбован до каменной твердости. Несколько всадников с любопытством смотрели на подъехавшего генерала.
— Атаман у себя? — спросил Катанаев.
Атаман изволят обедать, — отвечали казаки в несколько голосов, нагловато ухмыляясь. Однако задержать генерала никто не посмел. И Катанаев, пройдя но мощеной и слегка заснеженной дорожке, поднялся на крыльцо, с шатровым резным навесом.