Переяславская Рада (Том 1)
Шрифт:
Зрел я, как гетман Богдан скакал впереди лавы и рубился, как простой казак, и под гетманом упал конь, раненный в голову, но какой-то казак отдал ему своего коня, и гетман снова был в седле. А было еще так, что вражеские пушки укрылись между двумя холмами и оттуда палили по казацким лавам, тогда однорукий казак пробрался во вражеский табор, подпалил возы с порохом и сам погиб при взрыве. Казаки мне потом сказали: зовут его – Федор, а на прозвище Кияшко. Да будет славен его подвиг и известен роду людскому.
И еще славу великую добыл
Взятые пленники, в великом страхе пребывая, перед гетманом на колени пали, и был среди них полковник немецкий Вольф, да князь Любомирский, да еще много шляхтичей, и сказывали они, что король Ян-Казимир и канцлер Оссолинский едва в полон не попали и теперь где-то скрываются в таборе. И пленные сказывали, что войско короля и его региментари в великом расстройстве пребывают.
После битвы велел гетман значковым от каждого полка счесть, сколько полегло недругов и сколько наших. И значковые сочли, и выходит – недругов полегло одиннадцать тысяч, наших, – две, а может, и того меньше. Только от мушкетов много понесли потерь.
Из города Зборова от городского поспольства приходили к гетману в лагерь гонцы, и говорено теми гонцами, что мещане не хотят быть под королем и чинить гетману помехи не станут, а, напротив, всякую помощь подадут, только покорно просят, чтобы татар гетман близко не подпускал.
Еще сказал мне сын гетмана, Тимофей, что простой казак из полка Данилы Нечая, по имени Мартын, а на прозвище Терновый, врезался в королевскую охрану и порубил двух знаменосцев, и королевскую хоругвь у них отобрал, а отбивши, привез в гетманский табор. Теперь та хоругвь лежит в шатре у гетмана..."
В чернильнице не стало чернил. Свечка положил перо. Как раз собирался написать несколько слов и о себе, – ведь и он был в бою, и ему довелось изведать и страх, и радость успеха, – но в чернильнице было сухо.
«На себя и нехватило», – горестно подумал он и вышел из шатра набрать воды, чтобы развести новых чернил.
Однозвучно шумел в листве дождь, захотелось спать, решил лечь, тем более, что, наверное, завтра на заре снова начнется битва. И Федор Свечка воротился в шатер и вытянулся на кошме. Вскоре заснул. Ему снилось, что он скачет на коне с саблей в руке, а перед ним стеной стоит коронное войско, но он слышал за своей спиной голос гетмана:
– Глядите, казаки, каков Федор Свечка, – один всех врагов на поединок вызвал.
И вдруг Федор Свечка видит, как навстречу ему выходит покойный митрополит Петр Могила, держа в руке книгу, и протягивает ее ему. Видит он, что на переплете написано его имя.
...Гетман объехал полки. Теперь возвращался к себе. Его, должно быть, уже ожидали, – приказал, чтобы тотчас явились в шатер Нечай, Гладкий, Мозыря, Громыка, Выговский, Капуста и прибывший из-под Збаража Силуян Мужиловский. От усталости еле держался в седле. Сзади ехали есаулы и Тимофей. Невдалеке за ними охрана. Впереди с факелами в руках двое казаков. Спускались в овраг.
– Чей полк? – спросил гетман сторожевого казака.
– Полковника Громыки, – четко ответил сторожевой.
Гетман подъехал к костру, вокруг которого сидели казаки. Свита остановилась поодаль. Тимофей стал рядом с гетманом.
– Здорово, казаки! – сказал гетман.
Его узнали. Начали подыматься на ноги.
– Челом, пан гетман. Челом! – ответили хором, дружно.
– Сидите, сидите, и я возле вас погреюсь.
Гетман легко соскочил наземь и подошел к костру. Казаки потеснились, кто-то положил седло. Садясь, Хмельницкий закряхтел:
– Не те уж годы, казаки...
У костра смущенно молчали. Гетман обернулся, приказал Тимофею:
– Поезжай в табор, скажи – скоро буду...
Когда затих стук копыт, гетман поглядел на небо и сказал:
– Перестал дождь, вот бы завтра ведро было.
– Все одно, гетман, какая погода ни будет, короля побьем, – откликнулся казак с перевязанной головой, сидевший справа от него.
– Думаешь, побьем? – спросил гетман, бросив на него взгляд.
– Пойду с вами об заклад... – задорно сказал казак.
– Ну и Гуляй-День! – восторженно выкрикнул молодой казачок. – С гетманом об заклад захотел пойти! Ну, и Гуляй-День!
– На что спорим? – усмехнулся гетман.
– Да какой там заклад, коли и ты, гетман, и я одинаково знаем, что шляхте дышать один день... То лишь для красного словца – заклад...
– Ох, и Гуляй-День! – восторженно бил себя по коленям казачок. – Язык как сабля...
На говоруна зашикали.
Хмельницкий достал люльку, набил табаком, потянулся к огню.
Гуляй-День схватил пальцами уголек и поднес к гетманской люльке.
– Пальцы обожжешь, – сказал гетман и хотел взять уголек у Гуляй-Дня, но тот не дал.
– Закуривай, гетман, – поднес к люльке, – нам твои пальцы дороже – чтоб руку имел твердую, чтоб панов держал в покорности...
– Ох, и Гуляй-День! – снова выкрикнул говорливый казачок...
Казаки у костра оживились.
– А оно так, панов в покорности держать надо...
– Уступи им – снова через Вислу полезут...
– Не полезут, застращаем, – вставил казачок, все пытаясь привлечь к себе внимание гетмана.