Переяславская рада. Том 2

Рыбак Натан Самойлович

26

Коронный гетман Станислав Потоцкий, завернувшись в меховой плащ, не спал. Мошкара кружилась над костром и гибла в огне. Трижды Потоцкий посылал взять «языка», но посланные не возвратились. Одно из двух: или они перекинулись к казакам, или их самих взяли «языками». До сих пор он не знал, сколько войска перед ним. Пойманный днем посполитый, битый плетьми и припеченный раскаленным железом, сказал, что казаков только три тысячи. Матка бозка! Разве такое возможно? Брехал, здрайца, еретик поганый! Пленный давно

уже застыл, покачиваясь на ветви дуба, а коронный гетман все не мог забыть его упрямого лица и глаз, полных ненависти. Вот такой, должно быть, вонзил нож в сердце его Владеку. Хотя, как говорили, это был не схизмат, а католик. Но разве хлопы не все одинаковы? Разве вера разделяет этих скотов?

…Нечипор Галайда, Семен Лазнев и Охрим Безуглый, еще с вечера посланные с грамотой Богуна к гетману, вручили ее передовому заслону в селе Песковатом. Грамоту принял Мартын Терновой. Перекинулись несколькими словами и разъехались. Теперь, уже на обратном пути, Нечипор вспомнил — на прощание даже руку не пожали друг другу, так торопились. Терновой, взяв грамоту, поскакал, как бешеный, к гетману.

Ночная тишина и звездное небо навевали на Нечипора какое-то давно уже не знакомое спокойствие. Лазнев и Безуглый ехали позади, молча, зорко поглядывая по сторонам.

У речки остановились. Здесь где-то была плотина. Но плотины не было. Галайда выругался громко:

— Расчувствовался, матери его ковинька, — и вот тебе!

Казаки почесывали в затылке. За спиной у них подозрительно зашуршало. А через миг послышались крики.

— Хлопцы, вплавь! — крикнул Галайда.

Казаки мигом кинулись в воду.

Загремели выстрелы; чуть выше по воде от того места, где стоял Галайда, тоже послышался плеск. Видно, жолнеры шли наперерез. Галайда решил отвлечь внимание на себя и выстрелил из пистоля. В тот же миг на него накинулись жолнеры. Яростно отбиваясь саблей, он отходил вдоль берега. Понимая, что спасения не будет, изо всех сил крикнул:

— Охрим, передай все полковнику!

Тотчас Галайда почувствовал, что земля качнулась под ним и он летит в бездну.

…Когда открыл глаза, увидал над собой седоусого шляхтича, — подбоченясь, тот покрикивал на жолнеров:

— А припеките ему пятки железом, пся крев! Очнулся хлоп! Сейчас и заговорит. Подымите его!

Двое жолнеров схватили Галайду за руки и поставили перед шляхтичем.

— На колени, пся крев! — заорал другой пан, с багровым лицом.

— Пан Шемберг, не надо волноваться. Хмельницкий, здрайца, отучил это быдло, как следует почитать шляхетное панство. Но мы их еще научим.

— Быдло! — люто погрозил кулаком тот, кого седоусый назвал паном Шембергом, — Перед тобою, — указал он на седоусого, — сам его милость коронный гетман Речи Посполитой пан Станислав Потоцкий.

Но и без этого пояснения Нечипор Галайда понял, перед кем он стоит. От острой боли в связанных за спиною руках затуманило глаза. Он пошатнулся, а Шемберг довольно захохотал.

— Видите, ваша милость, как струсил, когда

узнал, кто перед ним! Что ни говорите, а один ваш взгляд побуждает хлопов к покорности.

Но Галайда уже овладел собою. Пристально смотрел он на Потоцкого, точно хотел получше разглядеть того, кто столько мук и страдании принес на Украину.

— Давайте сюда и другого! — приказал жолнерам Потоцкий, и Галайда содрогнулся, увидав через минуту окровавленное лицо Семена Лазнева.

— Поставить их рядом! — приказал Потоцкий.

Лазнев толкнул локтем Галайду и тихо проговорил:

— Охрим пробился.

Услыхав эти слова, Галайда облегченно вздохнул.

— О чем они говорят? — грозно спросил Потоцкий поручика, стоявшего по правую руку от него.

— Про какого-то Охрима, ваша милость. их было трое, тот, видно, и есть Охрим, он убежал. Думаю, ваша милость, они ехали к Богуну с какими-то важными сообщениями.

— Пся крев, пан поручик! Думаю здесь я, а не вы. Спрашивайте их, откуда, куда, по какому делу они ехали, — и я подарю им жизнь.

Поручик открыл было рот, по Нечипор Галайда предупредил ого.

— Я понимаю по-польски, — сказал он. — Мы ничего вам не скажем.

Тяжелый удар плети упал на плечо Галайды.

Поручик замахнулся вторично.

— Как отвечаешь пану коронному гетману, быдло? Должен называть пана «ваша ясновельможность».

Потоцкий нетерпеливо махнул рукой.

— Слушайте, хлопы, — начал он, — я подарю вам жизнь, если вы скажете, откуда и с какими вестями скакали вы в табор Богуна.

— Мы ничего не будем говорить, — глухо проговорил Галайда, а Семен Лазнев, не то в насмешку, не то чтобы смягчить коронного гетмана, добавил:

— Ваша ясновельможность.

Ты что, не украинец? — спросил озабоченно поручик Крицкий и наклонился почтительно к уху коронного гетмана.

— Я донской казак, — гордо ответил Семен Лазнев.

— У Хмельницкого донские казаки? — спросил, подойдя к Лазневу, поручик.

— Есть и такие, — ответил Лазнев.

— Много?

— А сколько нужно.

— Быдло! — крикнул поручик. — Я спрашиваю тебя: много?

— Сколько нужно, — повторил Лазнев.

— Скажи ему, — указал пальцем коронный гетман на Лазнева, — пусть он будет откровенен, расскажет всю правду — и мы с почетом отпустим его. С донскими казаками мы не воюем. Если расскажет всю правду, я прикажу дать ему коня, оружие, и пускай едет на свой Дон.

Поручик хотел перевести, но Потоцкий продолжил:

— А если он будет упираться, его ждет смерть на колу. Спроси его, знает ли он, что такое смерть на колу. Ведь это наш, польский способ воспитания еретиков, — засмеялся коронный гетман.

Поручик Крицкий перевел все Лазневу. Галайда глядел прямо перед собой, и Потоцкий, встретясь с ним взглядом, отвернулся.

— Брат брата не продает, — твердо сказал Лазнев и ближе прижался плечом к плечу Галайды.

Поручик замахнулся кулаком на Лазнева, но коронный гетман остановил его: