Перезагрузка или Back in the USSR. Дилогия
Шрифт:
– Слышь, баклан, ты, наверное, еще не понял, кто с тобой хочет базар перетереть?!
– встрял мелкий.
– Не понял, - внешне спокойно согласился я, хотя внутри меня застыл ледяной ком.
– Потому что вы так и не назвали мне того человека, который жаждет со мной встретиться.
– Ладно, хорош тут волну гнать, Бес, - это уже первый приструнил своего напарника, при этом не сводя с меня своих маленьких глазок.
– Мужик, никто тебе ничего плохого не сделает, может, еще и с наваром останешься, если дело утрясется. Давай, сгоняем, тут двадцать минут на машине, потом обратно к поезду привезем.
Я
– Мужик, не делай глупостей, если Лева Шмель пообещал, что все обойдется, значит, так и будет, - подбодрил меня первый, судя по всему, и бывший Левой Шмелем.
– Ты просто сейчас свое время тянешь. Если думаешь, что отказавшись, сможешь спокойно уехать - то сильно заблуждаешься.
В спокойных интонациях Левы вроде бы совсем и не ощущалось угрозы, однако после его слов мне стало не по себе. Я чувствовал всеми свои печенками, почками и прочим ливером, что если эти ребята захотят со мной что-то сделать, то вряд ли им сможет кто-то или что-то помешать. Да и почему-то доверял я словам Шмеля, что со мной все будет в порядке.
– Ладно, поехали, но учтите, что на поезд я должен успеть.
– Не бзди, мужик, уложимся.
Через три минуты мы уже сидели в темно-синей 'шестерке', а еще спустя четверть часа притормозили на Гоголевском бульваре у вполне приличного на вид 7-этажного дома, судя по лепнине и прочим атрибутам, еще дореволюционной постройки. Мы поднялись на третий этаж при помощи такого же старинного лифта, с сетчатыми створками, закрывавшимися вручную. Лева нажал кнопку звонка справа от массивной металлической двери с точкой 'глазка', с той стороны что-то несколько раз щелкнуло, и дверь медленно приоткрылась.
Меня легонько подтолкнули в спину, после чего я оказался в просторном коридоре. Напротив меня стоял импозантный мужчина лет 50-55, с зачесанными назад волосами, одетый в дорогой даже по меркам 70-х халат, подпоясанный витым шнуром с кистями. На ногах его довольно мило смотрелись домашние шлепанцы.
– Сергей Андреевич, здравствуйте, дорогой, - расплылся в улыбке хозяин квартиры, раскинул руки, словно собрался меня обнять, но в последний момент передумал и двумя руками пожал мою ладонь. При этом на его безымянном пальце тускло сверкнул черный камень, оправленный в массивное серебро.
– Позвольте представиться: Чарский Анатолий Авдеевич, антиквар и коллекционер. Очень рад, что вы почтили меня своим вниманием. Разувайтесь, вот тапочки, проходите в комнату, что мы в коридоре стоим... А вы пока можете быть свободны, ждите внизу.
Последнее было сказано в адрес его помощников, которые молча развернулись и скрылись за дверью.
– Надеюсь, они вам не нахамили? Сами видите, с кем приходится иметь дело. Но ребята исполнительные, этого у них не отнять, хотя и с темным прошлым.
Мне Чарский живо напомнил главного злодея из комедии Гайдая 'Бриллиантовая рука', только тот был фактурой пожиже. Но при этом на него также работали два 'головореза': Лелик в блистательном исполнении Папанова и Геша в не менее блистательно исполнении Миронова. Эти воспоминания меня настроили на оптимистичный лад, хотя мое ближайшее будущее пока находилось под вопросом.
– Да вы проходите,
Ингой оказалась брюнетка практически модельной внешности, ростом под метр восемьдесят, с ногами, что называется, от ушей и симпатичным личиком. Правда, на нем читалась какая-то усталость, словно ей уже все надоело, а чего она хочет - и сама не знает. Ленивой походкой на высоких каблуках она удалилась в сторону кухни. Охота же ей в туфлях по дому ходить, в тапках, может, не такими длинными кажутся ноги, но ведь удобнее.
Обстановка подтверждала слова Чарского о себе любимом. Вокруг сплошной антиквариат, начиная от мебели и заканчивая каминными часами. Высокий потолок, обрамленный узорами лепнины, по центру венчала массивная люстра, не иначе, века 19-го, если не старше. Хотя вряд ли старше, тогда бы в нее свечки вставлялись, а не лампочки. Интересно, а камин у него действующий или так, для антуража? Хотя, судя по золе внутри и на стоявшей рядом на специальной подставке кочерге, камин должен находиться в рабочем состоянии.
– Я вас, собственно, из-за Инги и потревожил. Это моя дочь, она живет здесь со мной. Мать нас покинула двенадцать лет назад, выскочила за французского дипломата, романтики ей, видите ли, не хватало... Ну да это к делу отношения не имеет. Сергей Андреевич, дело в том... А вот и наш кофе!
Инга вернулась с подносом, который опустила перед нами на невысокий столик с изогнутыми ножками. Такое ощущение, что турка с кофе уже заранее стояла на плите, словно и впрямь ждали только меня, причем запах от чашек исходил обалденный. Что отметил даже я, не будучи тонким ценителем данного напитка.
– Сливки, сахар? Кладите сами, сколько хотите. Эклеры, свежие, час назад из пекарни... Так вот, дело в том, что у Инги очень неплохой голос, она сейчас учится на третьем курсе 'Гнесинки'. Но слава классической певицы дочь не прельщает, тут все мои уговоры оказались бессильны. Она мечтает выступать на эстраде. Но чтобы выглядеть достойно - нужен и достойный репертуар. За последние три месяца я имел дело с некоторыми известными поэтами-песенниками и композиторами, но все, что они нам предлагали, меня не устраивало, хотя Инга и пыталась меня уверить, что некоторые вещи вполне приличного качества. Ничего подобного! И они еще осмеливались просить за свои, мягко говоря, произведения, такие суммы... Понятно, что им не хочется давать хорошие вещи нераскрученной артистке, проще впарить какую-нибудь ерунду. Кто знает, как у девушки дела сложатся, мол, девять из десяти, что забудут после первого же выступления, так зачем тратить на нее что-то стоящее... А тут я узнаю про вас.
– Слободкин слил?
– предположил я, делая маленький глоток.
– Ну почему же сразу слил... Скажем так, поделился информацией.
– И как я понимаю, в моем лице вы хотели бы видеть автора песен для вашей дочери?
– Правильно понимаете, уловили мою мысль, что называется, с полуслова. Я слышал ваши песни, в том числе написанные в соавторстве с супругой... Как ее, Валентина Колесникова, кажется?
– Теперь уже Губернская.
– Ах да, логично... Одним словом, пишете очень, я вам скажу, достойно. Сочиняете не так много, но проходных вещей нет.