Периферийные устройства

Гибсон Уильям

Появилась эмблема Лоубир.

– Да? – спросил Недертон раньше, чем она запульсировала.

– Автономный отсекатель, пожалуйста, – сказала Лоубир.

Тлен уже спускалась по лестнице, стальные тросы вибрировали под ее шагами. Недертон опасливо надел обруч, ближе к волосам, чем к бровям.

– Советую лечь, – произнесла Лоубир тоном стоматологической медсестры.

Он нехотя лег, обитая кожей койка с чрезмерной услужливостью подстроилась под его голову.

– Закройте глаза.

– Терпеть

этого не могу, – сказал Недертон, закрывая глаза.

Теперь осталась только эмблема.

– С закрытыми глазами считайте до пятнадцати. Потом откройте их.

Недертон не стал считать. Ничего не происходило. Затем на мгновение эмблема Лоубир стала как на древнем фотографическом негативе. Он открыл глаза.

Мир перевернулся, швырнул его вниз.

Недертон лежал, свернувшись клубком, в совершенно сером месте. Слабый свет был таким же серым, как все остальное. Потолок нависал так низко, что нельзя было бы встать или даже сесть.

– Прибыли, – сказала Лоубир.

Недертон вывернул шею. Почти перед самым его лицом копошилось что-то немыслимое. Раздалось короткое лающее поскуливание, и Недертон понял, что сам и скулил.

– Австралийские военные зовут их падунами. В местном фольклоре есть такое животное – медведь-падун, убивает туристов, сваливаясь им на голову, – сообщила Лоубир. Тупорылая мордочка, похожая на коалью, не двигалась при ее словах, чуть приоткрытая пасть демонстрировала немлекопитающее обилие крохотных острых зубов. – Устройства-разведчики, маленькие, расходные. Их десантировали на парашюте, затем переместили сюда. Как вы себя чувствуете?

Пустые серые глаза были круглые и гладкие, как бусины, одного цвета с безволосой мордочкой. Вогнутые уши – или локаторы – судорожно поворачивались, одно независимо от другого.

– Поверить не могу, что вы притащили меня сюда. Только не это, – сказал Недертон.

– Придется смочь. Вас не тошнит?

– Я настолько зол, что даже тошноты не чувствую, – объявил Недертон и внезапно понял, что так оно и есть.

– За мной! – И зверек быстро пополз вперед, низко держа голову, чтобы не удариться о потолок (если это был потолок).

Боясь остаться в одиночестве, Недертон пополз следом, вздрагивая при виде своих передних лап. У них был отстоящий большой палец.

Выбравшись из-под неведомого укрытия, перифераль Лоубир поднялась на короткие задние лапы.

– Вставайте, – сказала она.

Недертон встал, сам не понимая, как это сделал. Он оглянулся и увидел, что они вылезли из-под карниза в нише. Все было млечно-просвечивающе-серым. Свет впереди, видимо, шел от луны и пробивался через бесчисленные мембраны тошнотворной архитектуры.

– Наши устройства уже пожираются островными ассемблерами, которые уничтожают все, что не сами создали, – от дрейфующих кусочков пластмассы до сложных чужеродных

объектов, – сказала Лоубир. – Поскольку нас едят, мы не сможем пробыть здесь долго.

– Я вообще не хочу здесь находиться.

– Не забывайте, что вы совсем недавно участвовали в проекте по монетизации острова. Как бы он вас ни раздражал, он не менее реален, чем вы. И даже более реален, возможно, поскольку ни у кого сейчас нет планов монетизировать вас. А теперь – за мной!

И коалоподобная зверюшка припустила к свету то на двух, то на четырех лапах. Недертон рванул следом, обнаружив в себе неожиданную прыть. Лоубир бежала по серой безобразной местности, а может быть, зданию, поскольку они находились в каком-то замкнутом пространстве, больше голосовой почты Даэдры. Поверхность, по которой они бежали, была слегка волнистой.

– Надеюсь, у вас были достаточно веские резоны, – сказал Недертон, нагоняя ее, хоть и знал, что такие, как Лоубир, могут без всяких резонов позволить себе что угодно, например отправить Анни Курреж на мобиль, идущий в Бразилию, или его сюда.

– Каприз, скорее всего, – ответила она, словно читая его мысли. Бег не мешал ей говорить, как, впрочем, и ему. – Хотя, надеюсь, так вы лучше запомните то, что я вам здесь скажу. Например, что мое нынешнее расследование целиком держится на одном пункте протокола.

– Протокола?

– Тело аль-Хабиба не уничтожили при атаке, а оставили лежать в неприкосновенности: очень странно, если вспомнить протокол, и особенно протокол американских низкоорбитальных ударных систем.

– Почему? – спросил Недертон, цепляясь за сам факт разговора как за спасательный круг.

– Система, ставящая приоритетом безопасность Даэдры, первым делом устранила бы всякую возможность посмертной угрозы с его стороны.

– С чьей?

– Аль-Хабиба. В него, например, могла быть имплантирована бомба. С учетом его размеров, довольно мощная. Или роевое оружие. Однако система занялась остальными.

Недертон вспомнил силуэт летящей руки.

– Протокол требовал, чтобы с ним поступили так же. Этого не произошло. Значит, была какая-то стратегическая причина. Помедленнее, пожалуйста. – Она довольно ощутимо постучала его по груди серой когтистой лапкой. – Мы уже близко к ним.

Музыка. Если не считать шороха его и Лоубир лап, первый звук, который Недертон тут услышал. Как завывание ветроходов, но более низкий, гулко-ритмичный.

– Что это? – Недертон резко остановился.

– Реквием по аль-Хабибу, возможно. – Она тоже остановилась. Покрутила ушами. – Сюда.

Она повела его вправо, к ближайшей колонне. Колонна была прямоугольной в основании; добравшись до края, Лоубир опустилась на четыре лапы и выглянула из-за угла, словно зверюшка в какой-то очень неправильной детской книге.