Перикл
Шрифт:
— Может быть, — ответил Сократ. — Если отвечать ударом на удар судьбы, то так и должно быть. Либо погибнуть в борьбе, либо победить — такова участь сильных и отважных людей, не желающих оказаться побеждёнными, униженными и отвергнутыми. Клянусь гусем, тебе можно позавидовать...
— Я буду твоей ученицей, — обнимая Сократа, сказала Аспасия. — Приходи ко мне, учи, наставляй. И не бойся: я стану для твоего друга Перикла не наказанием, а наградой...
— Женщина не может быть наградой для мужчины, — засмеялся Сократ, освобождаясь от объятий Аспасии. — Она расслабляет его душу и тело, увлекает в омут
— Но ты забыл про женский ум, — напомнила Сократу Аспасия.
— Ты своей близостью отшибла у меня память, — засмеялся Сократ.
На садовой дорожке, ведущей от дома Феодоты к дому девушек, послышались голоса и смех, мужские и женские голоса.
— Спрячемся, чтобы нас не заметили, — предложил Сократ.
— Зачем? Пусть все видят нас вместе. Ведь и мы их увидим. К тому же мы знаем, куда и зачем они идут. Тебе тоже хотелось бы пойти со мною туда? Признайся, Сократ.
— Конечно, — не стал скрывать Сократ. — Но я не пойду: нельзя преподносить Периклу подарок, которым попользовались другие. Я так люблю Перикла. Ты согласна?
— Хорошо, я согласна, — ответила Аспасия.
Аспасия могла бы пригласить Сократа в свою комнату, которую предоставила ей Феодота в порнее, но не решалась: вдруг Сократ забудет о Перикле, думалось ей, и станет склонять её к любви — с мужчинами такое случается, они даже жён своих лучших друзей порой пытаются соблазнить, впрочем, не только пытаются, но и соблазняют, а потом ещё и хвастаются этим.
Между тем становилось всё прохладнее. Ночь остужала землю и воздух, волосы у Аспасии стали влажными от росы. И звёздочки в небе замигали, словно в колеблющемся тихом водяном потоке. Ветви дерева, свисавшие над Аспасией и Сократом, опустились ниже под тяжестью листьев, покрывшихся ночной росой. Прежде до них было не дотянуться, а теперь они почти касались головы.
— Где ты живёшь? — спросил Аспасию Сократ, растирая ладонью озябшее плечо.
— Там, — ответила Аспасия, махнув рукой в сторону порнеи, и подумала, что Сократ сейчас предложит отправиться к ней. Не успела она придумать, как возразить ему, как он сказал:
— В доме, наверное, теплее. Одному мне возвращаться по тёмным улицам домой не хочется, хорошо бы дождаться рассвета и пойти вместе с друзьями...
— Ладно, — пожалела Сократа Аспасия, вздохнув. — Пойдём ко мне.
Порнея располагалась в самом конце садовой дорожки, справа и слева к дому примыкали высокие стены ограды, и сам он как бы составлял её часть, но западная его стена не была глухой, там имелся выход в переулок, откуда можно было попасть в порнею, минуя дом Феодоты, — как бы с чёрного входа. Через эту калитку чаще выходили, чем входили, особенно когда гости расходились по домам ночью или на рассвете. Так они никого не беспокоили в особняке, выходившем воротами на Дромос, в том числе и его хозяйку — Феодоту.
Комнат в порнее было больше, чем девушек, которых содержала Феодота, и поэтому не на всех дверях значились имена, а лишь на тех, где обитали прелестницы. Впрочем, это были не настоящие имена, а ласковые прозвища девушек: Соловей, Щеголёк, Ласточка, Газель, Смоква, Комарик, Кифаристка, Зайчик, Светлячок и Воробышек — всего десять, по числу девушек.
Сократ, читая прозвища девушек на дверях, цокал языком, закатывал
— Ты их всех знаешь? — спросила Аспасия. — Эти прозвища соответствуют тому, что они есть на самом деле?
— Да, да, да! — горячо заговорил Сократ. — Всё так и есть. Феодота не держит толстых, старых, грубых и уродливых. Все её девушки — как цветы.
— Возможно, что какая-нибудь из девушек сейчас свободна, — предположила Аспасия, — и ты мог бы провести остаток холодной ночи в горячих объятиях на мягких подушках и покрывалах...
— Нет, — ответил Сократ и остановился. — Я умею быть верным и останусь с тобой. Ведь я уже сказал Феодоте, что красота твоя и беседа с тобой для меня приятнее объятий и мягких покрывал.
— Смотри, как бы не пожалеть потом, — сказала Аспасия и указала на дверь, окрашенную в золотистый цвет: — Здесь моё убежище. Временное, думаю. Какое прозвище ты написал бы на моей двери? — спросила она, посмеиваясь.
Сократ мог бы сказать какую-нибудь глупость, чтобы позлить Аспасию, и даже открыл было рот, Чтобы произнести прозвище, которое не понравилось бы ей, но встретил пристальный взгляд её больших и печальных глаз, поперхнулся и закашлялся.
— Вот, — сказала Аспасия, — не надо гневить нашу заступницу Афродиту.
— Ты была в Коринфе? — спросил Аспасию Сократ, когда они были уже в её комнате.
— Нет, — ответила Аспасия. — А что в Коринфе?
— Знаменитый храм Афродиты, где тысяча жриц, или, как их ещё называют, жеребят Афродиты. Впрочем, не только в храме Афродиты. В обеих гаванях Коринфа располагаются «дома радости», которых не сосчитать. Оттого-то и говорят, что поездка в Коринф не каждому по зубам: матроса ли, солдата ли, путешественника или любого купца жрицы любви в один момент там лишат состояния, а то и здоровья. Кто въехал в Коринф богатым и здоровым, вернётся оттуда нищим и больным. Храм Афродиты возвышается на Акрокоринфе и виден с моря издалека. Его вид словно приворотное зелье для плывущих в Коринф. Все деньги приезжающих в Коринф остаются в городе, поэтому Коринф так богат...
— Как мне разбогатеть? — спросила Сократа Аспасия. — Не могу же я вечно ютиться здесь, в порнее Феодоты. Феодоту мне, конечно, боги послали, но отсюда я не выберусь без денег. А мне бы купить красивый дом и завести хороших учителей. Скажи твоему другу Критону, пусть даст мне денег, в долг конечно, года на два, потом я эти деньги верну удвоенными.
Тут Сократ, кажется, впервые пожалел, что встретился с Аспасией, а ещё больше о том, что внушил ей честолюбивые желания: он был плохим добытчиком денег, богатства своего не имел, зарабатывал на хлеб и вино тем, что высекал из мрамора и гранита надгробия в мастерской, доставшейся ему по наследству от отца. Он был и владельцем мастерской — черепичного навеса во дворе отцовского дома, — и её единственным рабочим: сам привозил камни, сам их обтёсывал, сам шлифовал. Критон, сочувствуя, предлагал взаймы деньги, чтобы Сократ мог купить хороший дом, землю, скот — что Сократ пожелает, но тот решительно отказывался от денег друга, всякий раз говоря: богатство убьёт душу, а как я без неё отправлюсь на Острова Блаженных, где вечное счастье даётся праведникам без труда?