Период полураспада. В ядерном аду
Шрифт:
Через пару дней красноармейцы проверили «синюю» ветку на восток до самой «Курской». Там тоже оказался завал. Вечером второго дня с «красной» линии вернулось первое отделение. И опять без хороших вестей – пути перекрывали капитальные завалы.
«Надо тактику поиска менять! – подумал Пашка, прияв доклад разведчиков. – Ведь, кроме основных выходов, на станциях наверняка существует масса второстепенных. Например, аварийные колодцы и вентиляционные шахты. В принципе мы тут можем хоть год просидеть. А что? Еды и воды в избытке, если регулярно пополнять запасы в Электрогорске. Радиационной опасности
У второго и третьего взводов, посменно отправляющихся на разборку завалов, тоже пока не было ощутимых результатов.
Пашка прошелся по станции, разглядывая бронзовые скульптуры и прикидывая дальнейшие действия в случае неудачи поисков выхода наверх. Еще пара суток, и поиски можно сворачивать – не топать же на окраинные станции? Бессмысленно, да и далековато.
К счастью, сомнения лейтенанта разрешились довольно быстро. Вечером в базовый лагерь буквально прибежали запыхавшиеся мальчишки-«новики».
– Товарищ лейтенант! Товарищ командир! Есть! – Глаза у салаг сияли счастливым светом. – Нашли! Есть выход…
Выход оказался вентиляционным колодцем станции «Кузнецкий мост».
Часть 4
В эпицентре тьмы
Глава 1
Москва была… Она была… Сколько раз Пашка залезал на ее зараженную территорию, столько раз пытался, но не мог подобрать описания тому, что видел! Руины от горизонта и до горизонта. Когда-то здесь жили миллионы людей. И скольким из них удалось спастись? Будь прокляты те, кто устроил эту бойню!!!
Ты никогда не бывалВ нашем городе светлом,Над вечерней рекойНе мечтал до зари,С друзьями ты не бродилПо широким проспектам… —негромко пропела Катя, поежившись от холодного ветра.
Впервые оказавшиеся в Москве бойцы штурмовой роты выглядят растерянными и вовсе не рвутся вперед, как накануне. Катерина Матвеевна оглядывается с неуверенностью и поворачивается к лейтенанту со странным выражением лица. Ему тоже становится как-то не по себе…
– Ведь это же мой родной город! – вдруг сказал прапорщик Сухов. – Я жил здесь до восьми лет. Здесь когда-то родились отец и мать, дедушки, бабушки… Я помню широкие улицы, тысячи автомобилей, красивые парки, где мы гуляли с родителями по выходным. Здесь я пошел в первый класс школы, здесь люди по утрам спешили на работу, а вечерами усталые возвращались по домам. Здесь была жизнь, а теперь… Теперь здесь только смерть…
Красноармейцы, поначалу шепотом обменивающиеся впечатлениями от увиденного, постепенно притихли. Ждут команду на выдвижение? Или
– Товарищ Сухов! – обратился Паша к прапорщику. – Надо решить – в какую сторону двигаться. И сообразить быстро – общий радиационный фон не располагает к длительным раздумьям. Для начала – сориентироваться на местности: где это мы находимся? Я, если честно, так глубоко в центр никогда не забирался!
Сухов прикрыл глаза, пытаясь, видимо, вернуть детские воспоминания.
– Местность изменилась до неузнаваемости, – глухо сказал прапорщик через пару минут. – Хотя… Если вот тот усеянный обломками пустырь у реки именно то, что я помню… Ну-ка, бойцы, сходите проверьте!
Два красноармейца, облаченные в ОЗК, осторожно подошли ближе к отмеченному Суховым пустырю. Счетчик Гейгера в руках Рогозина начал громко щелкать. Основательно здесь постарались неведомые враги, не поскупились на лишние мегатонны – даже с расстояния в двести метров видно, что развалины сильно оплавлены.
– Даже в таком виде я узнаю это место – Кремль! – совсем тихо сказал Сухов. – Сердце Москвы, да и всей страны… Да, теперь мне проще вспоминать. Я прикрываю глаза и «ловлю картинку». Через минуту открываю и вижу все в новом свете. Так… Вот эта груда красного кирпича – Исторический музей. Гигантский котлован рядом – подземный Пассаж на Манежной площади. А от него начинается Тверская улица, которая должна перейти в Ленинградский проспект…
– Ага… – Пашка, достав довоенную схему Москвы, «привязался» к местности. – А давайте-ка сходим на запад, примерно до развилки Ленинградского с Волоколамским шоссе?
– Как скажете, тащ командир! – Кублицкий уже построил людей. – Взвод готов к маршу. Куда идем?
– Вон туда! – Паша рукой показал направление. – Вперед, товарищи!
Взвод перестроился в походную колонну, впереди парный дозор.
«Хотя, скорее всего, и такие простые меры предосторожности излишни – тут ведь никого нет!»
Однако через два часа движения лейтенанту так уже не казалось.
– Тащ командир! – шепотом позвал Сухов. – Что-то не нравится мне здесь…
– Мне тоже, – согласился Пашка. – Все время ощущение взгляда в спину.
– Вот-вот! – оживился Сухов. – И у меня то же самое, только я сформулировать не мог. Ты думаешь, за нами следят?
– Вот как раз такое я не думаю, – Скорострел отрицательно помотал головой. – Ну, кто тут может следить? Я много раз в Москву ходил и нечто похожее чувствовал, хотя и не так отчетливо. Бредуны говорят, что это эманация смерти. Здесь, под руинами, лежат миллионы наших соотечественников.
Дальше взвод натолкнулся на «горячую» зону. Дозиметры предупредили: если красноармейцы туда сунутся – получат от души. Пришлось обходить. И обход съел весь день до вечера. А вечер в Москве страшен. Даже Пашке, неоднократно ходившему в мародерские рейды, пейзаж действовал на нервы. А уж все остальные так и вовсе ходили, точно по голове ударенные. Только оружие крепче сжимали.
Караулы усилили, взвод поужинал, и надо бы ложиться спать, но сон не идет. Павел в который раз обошел посты, не обнаружил ничего нового и, завернувшись в одеяло, попытался заснуть. Как бы не так! К нему подкатилась Катерина Матвеевна и жарко задышала в ухо.