Период распада
Шрифт:
Безумная погоня прекратилась лишь через час. То тут, то там взвывала сирена — и он бросался прочь от нее, как загнанный волк, люди сторонились, когда видели его, шарахались в сторону. Наконец он забился в нору на заднем дворе какого-то ресторана, спрятавшись между двух огромных мусорных контейнеров.
Пистолет. Надо избавиться от пистолета.
Капитан с сожалением в последний раз посмотрел на «ТТ» — этот кусок стали сослужил ему добрую службу. Потом разобрал его, протер каждую деталь носовым платком и выбросил — часть деталей в левый контейнер, часть — в правый.
Успокоиться.
Капитан,
На охоту? Да, на охоту. Эта гнида…
Капитан Гуль, как смог, привел себя в порядок, успокоил сбитое дыхание. Первым делом ему надо уничтожить следы. Потом — все остальное.
В одном из магазинчиков он купил рубашку, белую из грубой ткани. Ее он надел, выкинув в мусорный контейнер то, что было надето на нем. В другом магазине он купил средство для мытья окон и, уединившись, тщательно протер им руки и лицо. Запах был мерзкий, кожу жгло как огнем — но это нужно было сделать. Теперь, если кто-то захочет сделать парафиновый тест на определение наличия продуктов сгорания пороха на лице и руках, — этот тест не даст результата.
Поблуждав немного по улицам, он из таксофона позвонил Фарук-курту. Тот сразу взял трубку, словно ждал звонка.
— Это я, — сказал капитан.
— Знаю. Приезжай в академию.
В трубке забились гудки отбоя.
— Рассказывай. — Фарук-курт почему-то был в камуфляже, а не в парадной форме.
— Дело сделано, — коротко сказал капитан.
— Я знаю. Что было потом?
— Меня пытались взять. Они уже были там. Шестеро, полицейские, в бронежилетах с автоматическим оружием. Одного я убил точно. Потом ушел.
Полковник тяжело, истинно волчьим, давящим к земле взглядом посмотрел на своего подчиненного:
— Ты провалился.
— Они уже были там. Они знали, что произойдет. Мне это не нравится.
— Ты провалился. Они заметили тебя. В полиции есть много тех, кто работает на них.
— Они появились очень быстро, — упрямо сказал капитан, — они знали, что произойдет и где они должны быть.
— Ты обвиняешь меня?
— Нет, Фарук-курт. Но надо разобраться. Они откуда-то все знали.
Вместо ответа начальник факультета спецназа академии полковник Фарук Сезер включил небольшой, стоящий на сейфе телевизор с антенной.
Передавали новости. Экстренный выпуск. Это был какой-то деловой канал, внизу непрерывно бежала строка с котировками на нефть и акции — пир во время чумы. Он узнал этот двор — сам там был несколько часов назад. В автомобиль «Скорой помощи» грузили накрытое носилками тело, снимали издалека — ближе не подпускал полицейский кордон.
…И как только что стало известно, второй полицейский, тяжело раненный сегодня при попытке задержать особо опасного преступника, совершившего убийство, только что скончался от полученных ранений в госпитале…
Полковник выключил телевизор.
— Я был вынужден это сделать. Иначе бы они схватили меня.
— Это плохо, — только и ответил полковник Фарук.
Молчание было прервано стуком вестового в дверь.
— Войдите! — крикнул полковник.
— Фарук-ага, там полицейские, — выпалил молодой вестовой, — они кого-то ищут и немедленно
— Идите, капрал. Скажите, что я скоро буду, — сказал полковник.
Дверь захлопнулась, от хлопка вздрогнули оба. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, потом полковник достал из ящика стола пистолет, вытащил из него магазин, чтобы остался лишь один патрон, в стволе. Гулко бухнул пистолетом об стол.
Оба они знали правила. Ничего сейчас не имело значения — ни прежние заслуги, ни нынешние. Ни положение в организации, ни то, что полковник Фарук знал капитана Абдаллу Гуля с детства и знал его отца. Провалился — отвечай, правило простое. Уйди сам и никого не тяни за собой. Остальные похоронят тебя и продолжат войну.
Капитан взял пистолет, удивившись его тяжести. Он тоже знал правила. Он был счастливым человеком, он женился по любви, и жена его ждала ребенка. Он не был виноват ни в чем, кроме того, что исполнял приказы. Он знал, что такое долг и что такое честь, он был связан круговой порукой армейского братства, и правила не оставляли ему выбора. Никакого. А потому — чуть помедлив, он приставил пистолет к голове и, глядя прямо в глаза полковнику, надавил на спуск.
Пистолет сухо щелкнул.
Выстрела не было.
Полковник уважительно качнул головой.
— Масалла [18] . Теперь идем со мной.
Вестовой ждал их в коридоре вместе с еще одним офицером с курсов, у того, другого офицера, в руках был короткоствольный автомат. Капитан Гуль не понимал, что происходит.
— Все готово, Гурхан? — непонятно спросил полковник.
— Так точно, Фарук-ага.
— Тогда иди на рацию. Ты мне не нужен. Дай «всем, кто меня слышит» и передавай открытым текстом — аслан атлади [19] .
18
Масалла— молодец, супер, примерно такое значение.
19
Аслан атлади— лев прыгнул, сигнал к государственному перевороту.
— Аслан атлади, Фарук-ага. Разрешите исполнять?
— Исполняйте.
Полковник Фарук быстро шел по коридору, удивительно быстро, учитывая его покалеченную ногу. Коридор — дело было ближе к вечеру, теоретические занятия закончились — был полупустым.
На лестнице второго этажа они встретили группу до зубов вооруженных офицеров, с двумя пулеметами. Офицеры поприветствовали их.
Аслан атлади…
На первом этаже их ждали еще двое, с автоматами.
— Где? — коротко спросил Фарук-ага.
— Сюда, господин полковник…
Несколько полицейских находились в одном из кабинетов первого этажа, маясь бездельем и ожидая, пока к ним спустится начальник училища. Все они были выходцами из небогатых семей, чаще всего из тех, кого не взяли в офицерское училище, потому что в Турции офицером стать непросто. Среди полицейских было много тайных исламистов, что было запрещено законом. Они не знали, что произошло, — им просто приказали сопровождать представителя генеральной прокуратуры. Никто из них даже представить не мог, что произойдет через минуту.