Пернатый оберег
Шрифт:
— Ну если ты предполагаешь, что Юлия, проснувшись после уколов, все-таки станет настаивать на посещении мемориала Клеопатры…
— Я не предполагаю, а знаю — сто процентов за то, что она туда обязательно попрется!
— В таком случае нечего болтать, приписывая чудесной девушке такие недостатки характера, которых у нее нет и в помине, а нужно немедленно взять под охрану этот самый Клеопатрин мемориал.
— Уже! Я выставил там пост!
— Следует проверить все коммерческое кладбище и тоже взять его под охрану!
— Будет сделано! Я поручу это «Следопыту»!
— Нужно как-то договориться с саперами, чтобы они обследовали и сам мемориал, и весь путь к нему на наличие взрывных устройств. Это возможно?
— Заплатим — и обследуют, и проверят.
— Все возвышения, на которых мог бы
— Ну это и дураку понятно!
— Надеюсь, все подозреваемые по делу Никиты, Изяслава и Марши уже задержаны?
— А тут загвоздка. Оксана, Лидия и женственный юноша действительно в СИЗО. А вот Корявого выпустили под подписку о невыезде. Адвокат П., представляющий его интересы, смеялся следователям в лицо! «Вы хотите сказать, что мой доверитель, который, как бы это сказать, гм… гражданин в законе, подрядился убить сына олигарха за бутылку водки?! Вы знаете, сколько нынче платят за заказное убийство такого лица, как Никита Никандров?! А за другую бутылку — избить девушку, чья фамилия, между прочим, Артюнянц?! Если бы у моего доверителя были бы суицидальные намерения, он наверняка избрал бы для себя менее мучительную смерть!» Потом адвокат П. еще пригрозил следователям Гаагой — и Корявый под подпиской о невыезде. С Дональда Табунова и подписки брать не стали. Что ему вменять? Дружбу с женственным юношей? Так адвокат П. стал кричать о преследовании по мотивам нетрадиционной сексуальной ориентации: «Без шенгенских виз вас оставлю!» — так прямо и предупредил следователей.
— Надеюсь, что хоть тот молодой человек со справкой из психушки, который устроил нам ДТП, в Юлиной машине охранник тогда погиб… Этот-то сейчас на лечении?
— На амбулаторном. Психиатры в стационаре его немного подлечили и перевели на амбулаторное лечение. Говорят, чего бюджетные деньги зря тратить…
— И это все, что ты можешь мне сказать?
— Рад бы еще чем-нибудь тебя порадовать, — пожал плечами Новиков. — Но пока больше нечем.
— Мне сейчас на минутку показалось, что мы с тобой живем в благополучном правовом государстве… В каком-нибудь Сингапуре, где правит закон, а не дышло… Вообще никандровская служба безопасности еще существует? Или ее уже упразднили за ненадобностью?
— Свою иронию направляешь не по адресу! — парировал Новиков необоснованные, на его взгляд, нападки Глеба. — Я всю ситуацию подробно обрисовал Нелли. Сам шеф ведь недоступен. Прямо спросил: «Что делать? Если шеф через вас даст команду, мы всех этих фигурантов скрутим в бараний рог».
— И что Нелли ответила?
— Ответила: «Что за бараний рог? Я вас не понимаю». И начала рассказывать, каким хорошим мальчиком стал Дэн. Так что если я возьму этик субчиков — Корявого, Дональда и того, из психушки, — и хотя бы на время запру их в подвале, меня обвинят в похищении людей с соответствующими судебными выводами. И никто меня прикрывать не захочет или не сможет. Никандров теперь не тот. Силы за ним нет… А я жертвенным агнцем стать не хочу. Потому — ни шагу от закона.
— Понятно. Тогда Юлию все время должно окружать кольцо охранников. Подбери самых рослых, чтобы ее субтильной фигуры за ними не было видно.
— Подобрать-то я подберу и надлежащим образок проинструктирую. Только учти: они все Юльку, то есть Юлечку, боятся как огня. Знают: если она на кого взъестся, увольнение гарантировано! Один ты у нас неустрашимый. Тебе и карты в руки! В смысле — на всякий непредвиденный случай бери защиту объекта на себя, разруливай Юлины сюрпризы сам!
Глава 12
Новиков как в воду глядел. Чуть Юлия оправилась после уколов, сразу начала собираться в гости к Клеопатре. Хорошо хоть не возражала против охранников, только потребовала, чтобы каждый из них нес в руках большой траурный венок. Глеб попытался возражать: так нельзя, у телохранителя руки должны быть свободными. Но Новиков тихонько шепнул ему на ухо:
— Не спорь, бесполезно! Только ее разозлишь, и она еще что-нибудь придумает.
Впрочем, венки даже пригодились, когда Юлия остановила весь кортеж перед рощицей, за которой и располагалось выкупленное под кладбище обширное поле, в былые времена расцветавшее колхозной картошкой.
— Дальше пойдем пешком из уважения к Клеопатре! —
Процессия двинулась по тенистой аллее, прекрасно заасфальтированной. Охранники, окружавшие главную паломницу, по команде Глеба подняли над головой здоровенные траурные венки, прикрыв Юлию от возможного снайпера, засевшего, не дай бог, где-нибудь на дереве. Юлия вначале выразила недовольство:
— Зачем они так высоко поднимают венки?!
Глеб объяснил:
— Таким образом как бы подчеркивается возвышенность души Клеопатры.
— Ну что ж, пожалуй! — согласилась бывшая фрейлина, она же — бывшая владелица Клеопатры.
До ворот кладбища, слава богу, дошли благополучно. Еще на подступах к цели процессию встречали горюновские секьюрити, оцепившие всю прилегающую территорию, а также рыскавшие среди богатых мраморных и гранитных памятников усопшим домашним любимцам. Два горюновца по команде своего шефа Пригорюныча услужливо распахнули тяжелые узорчатые железные ворота, в тон всей кладбищенской чугунной ограде, труду известных мастеров ковки и металлодизайна, окрашенные в траурный черный цвет. Поверх черных кованых ворот металлической вязью блестели под лучами солнца трогательные слова, сочиненные Юлией лично и отлитые в высококачественной нержавейке: «Братья меньшие, сестры меньшие, морды добрые, сердца большие! Вечно помним вас, вечно скорбим и покой ваш приватно храним!». На ограде рядом с воротами была приварена железная вывеска приветливого желтого цвета с деловой информацией: «Коммерческое кладбище домашних животных. ЗАО “Общее благоденствие”. Уважаемым клиентам обращаться по телефонам… Наш девиз — максимальный комфорт европейского уровня!».
Торжественная процессия в общем венке из роз прошла в ворота и приблизилась к мемориалу Клеопатры. Когда носители венков и букетов с прилично скорбным выражением лиц с облегчением освободились от своей ноши, выложив ее к подножию величественного памятника, Юлия обратилась к окружавшим ее охранникам с просьбой отойти подальше и оставить ее на некоторое время наедине с упокоившейся любимицей. Никто не хотел лишиться обещанных премиальных, и почти все телохранители сочли возможным подчиниться очередному абсурдному распоряжению. Не выполнили эту просьбу-приказ только Панов, Новиков, Горюнов и еще пара то ли шибко принципиальных, то ли очень тупых охранников. Юлия повернулась к ослушникам и вся в черном — черном длинном платье до земли, в черной косынке на голове, в черных перчатках на руках, с букетом алых роз, обвитых черной лентой, словно восставшая из пирамиды, и ледяным тоном повторила, что она просит оставить ее наедине с покойницей. От этой ледяной просьбы повеяло таким загробным холодом, что Новиков, Горюнов и их принципиальные подчиненные не выдержали оккультного наваждения и в страхе отступили. Глеб же и ухом не повел, а только пробурчал себе под нос тихо, но так, чтобы Юлия его все же услышала:
— И пронзай меня инфернальным взглядом, я все равно не допущу, чтобы ты маячила без прикрытия у всех прохожих на виду…
Юлия еще раз блеснула глазами, вздохнула, но, видимо, не желая омрачать торжественность церемонии неприличной перепалкой, молча опустилась на колени и припала лбом к черному мрамору постамента. Глеб, тоже прилично склонив голову, стоял за ее спиной, и его массивная фигура полностью скрывала скорбящую паломницу от посторонних взглядов. Когда оккультное общение реинкарнированной фрейлины со своей царицей, по недоразумению перевоплотившейся в кошку, закончилось, Глеб повернулся к охранникам и махнул рукой. Кольцо вокруг паломницы снова сомкнулось, что, по-видимому, не очень ей понравилось, но теперь она ограничилась только недовольными взглядами. Процессия отправилась в обратную сторону и уже миновала ворота с трогательной нержавеечной надписью, когда впереди возникла некоторая сумятица. Горюновские секьюрити, перекрывшие прилегающую к кладбищу территорию, не пропускали к воротам еще одну, на этот раз похоронную, процессию. Хоронили четырехлапую подругу семьи, всеобщую любимицу и мать обширного щенячьего семейства. Впереди траурной процессии в венках из роз несли портрет упокоившейся лабрадорши. За ним следовали носильщики с гробом покойной, за которым дюжая девица вела на поводках восьмерых беленьких сироток, повязанных за шейки траурными бантиками.