Перо и волына
Шрифт:
– Звонили из пансионата. Судя по всему, там произошла крупная разборка. Мои ребята говорят, что там много всяческих следов, но что-то определенное пока сказать трудно. Стрелявших, видимо, было три группы. Те, что на площадке, это одна группа, другая находилась где-то на подъезде, а третья засела на последнем этаже медицинского корпуса. Там разбиты стекла, обнаружены следы от пуль на стенах и очень много стреляных гильз от «калашниковых» и «ТТ».
На минуту разговор прервался. В кабинет вошла секретарша, неся на подносе кофе. Поставив
– Дома выпить не успел. Ты меня, Владимир Иванович, своим звонком огорошил. Мог бы и по телефону сказать, что случилось.
– Да ведь это еще не все.
– Сначала давай закончим с «Сосновым бором». Ты думаешь то же самое, что и я? Саша Порожняк?
Семенков кивнул.
– Больше некому. Правда, есть еще небольшая вероятность того, что это были внутриазербайджанские разборки.
– Вряд ли, – скептически заметил Панфилов.
– Почему же, – возразил Семенков, – мы мало знаем о том, что происходит в азербайджанской общине. Они люди горячие, темпераментные. К тому же, насколько мне известно, карабахские очень не любят нахичеванских и бакинских. Впрочем, я не сомневаюсь, что за этим расстрелом стоит Порожняк.
– Расстрелом?
– А как еще это назвать? Похоже, что их просто заманили в засаду и расстреляли.
– Ты уж совсем, Владимир Иванович, азербайджанцев за лохов держишь. Как это их могли заманить? Морковкой на удочке?
– Пока не знаю. Но я этим займусь.
– Займись, только аккуратно.
– Я сейчас о другом думаю. Во-первых, разборка произошла на нашей территории. Нам это припомнят, в чем я не сомневаюсь. Но прольется много крови. Это плохо, очень плохо. Ни Порожняк, ни Айваз щадить друг друга не будут. Главное для них сейчас – уничтожить соперника. А в результате пострадает город. Власти с этим ничего не смогут сделать. Все, что в их силах, – нагнать рядового милицейского состава на улицы.
Панфилов отодвинул от себя опустевшую чашку кофе, прищурившись, посмотрел на Семенкова. Глаза его холодно блеснули, скулы обострились, подбородок напрягся.
– Владимир Иванович, ты вроде бывший разведчик, а не понимаешь одной простой вещи. Эту разборку возле пансионата мы можем использовать в собственных интересах.
– Как?
– Власть с этим справиться не может. Верно? Менты на улицах только обывателя могут запугать, а мы прекратим войну и наведем порядок собственными средствами.
– Не понимаю.
– Тут и понимать нечего. Пока посмотрим, что будет дальше. Чем глубже власть влезет в это дерьмо, тем лучше нам. Главное – не прогадать момент. Когда все поймут, что власть окончательно обосралась, мы скажем свое слово. Все, на этом закончили. Что у нас еще?
Помолчав немного, Семенков вынул из внутреннего кармана пиджака газету, развернул ее и положил на стол перед Панфиловым.
– Читай, Константин Петрович.
Отпечатанный заглавными буквами заголовок статьи гласил: «Криминал рвется к власти».
Пока
– Ну и что? – спокойно спросил он.
– Как – ну и что?
Семенков был по-настоящему удивлен поведением Панфилова. Он ожидал от него другой реакции. Неужели Константина совершенно не волнует то, что о нем написали как о законченном негодяе с исключительно криминальными наклонностями, проявившимися еще в детстве?
И это накануне выборов на пост главы городской администрации, когда нужно дорожить каждым избирателем. А ведь многие, прочитав такое, ужаснутся – какой подонок и мерзавец этот Панфилов, настоящий душегуб и едва ли не растлитель малолетних.
– Я не понимаю, Константин Петрович, почему ты так спокойно к этому относишься?
Губы Панфилова тронула едва заметная усмешка.
– Это я только выгляжу спокойным. Характер у меня такой, Владимир Иванович. Говоря по-честному, я думал, что будет хуже.
– По-моему, хуже уже некуда, – поморщился Семенков. – Что ни строчка, то грязь.
– А ты, Владимир Иванович, хотел, чтобы в статье, написанной по заказу гражданина Кинелева, мне выдали положительную характеристику?
– Думаешь, это он инспирировал?
– Уши за версту торчат.
– Журналисты у нас теперь свободные, – почти не веря собственным словам, проговорил Семенков. – Как там его фамилия, Иванов?
– Наверняка липа.
– Если это псевдоним, то в принципе можно узнать, кто за ним скрывается. Достаточно в редакции по бухгалтерским ведомостям проверить, кто получил гонорар за эту статейку. Если это необходимо, конечно.
– Да, пожалуй, не помешает, Владимир Иванович. Любопытно было бы посмотреть в глаза этому Иванову. А то даже как-то неприятно – писал обо мне статью, а встретиться даже не удосужился. Это не есть карашо, как говорил один мой знакомый.
– Значит, стоит организовать встречу?
– Потом. А сначала стоит намекнуть человеку, что он поступил неправильно. Только фамилию разузнай.
– Хорошо, Константин Петрович. Надо продумать и другие контрмеры. Может, стоит выйти на других журналистов?
– Обязательно выйдем. А эта статейка, – Константин положил руку на газету, – пусть у меня сохранится, на память. Первый раз в жизни обо мне в газете большую статью напечатали. А еще я вот что подумал, Владимир Иванович, – пусть дерьмо на меня льют. У нас народ пострадавших от власти любит.
– Зато богатых не любит, – кисло заметил Семенков.
– У нас сегодня – богатый, завтра – бедный. От тюрьмы да от сумы не зарекаются. Главное, чтобы о людях мог позаботиться. Знаешь, какой я себе вчера предвыборный лозунг придумал? «Сильным – работу, слабым – заботу!» Звучит, да?