Перпендикулярный мир. Сборник
Шрифт:
– Удалов, – сказал он перед отъездом, – я никогда в жизни не был на острове Пасхи. Я боюсь, что там случится землетрясение, удивительные скульптуры меня не дождутся, и тогда никто не догадается, кто и зачем их изваял. Так что ради человечества я обязан плыть в Тихий океан.
Они в тот момент стояли на автобусной остановке. Профессор прошептал на прощание:
– И, черт его знает, чилийцы могут закрыть остров Пасхи, особенно для евреев. А я всю жизнь мечтал.
– Я думаю, – ответил Удалов, – что специально евреями теперь заниматься не станут. Слишком мало их осталось. Вот для лиц кавказской национальности остров Пасхи закрыть могут.
Постояли.
– Как с твоей мастерской? – спросил Минц.
– Спрос есть, но больше среди приезжих, – ответил Удалов. – У нас народ консервативный.
Мастерская также была изобретением профессора Минца. Он как-то натолкнулся на смешную идею – не сделать ли одежду, которая сама бы подгоняла себя по фигуре. Это же такой прогресс для легкой промышленности! Минц сразу пошел на швейную фабрику имени Клары Цеткин. Профессора там знали и некоторые даже любили – многим успел помочь Лев Христофорович за годы жизни в Великом Гусляре. Поэтому, когда профессор предложил руководству фабрики свое новое изобретение, в кабинет к Варваре Ипполитовне набились все свободные работницы.
– Дайте мне образец вашей продукции, – попросил профессор.
– Стандартный или выставочный вариант? – спросила Варвара Ипполитовна.
– Самый обычный.
– Размер какой?
– Да как на вас!
Наступила неловкая пауза, потому что Варвара Ипполитовна была женщиной грузной и широкой в кости. И платьев, способных на нее налезть, фабрика не выпускала. К тому же к продукции своей фабрики Варвара Ипполитовна относилась скептически и шила в ателье № 1.
– Как на меня нельзя, – сказала директорша.
Никто не рассмеялся. Все знали, что она уже истратила триста долларов на иностранное средство гербалайф, но в результате поправилась килограммов на десять.
– А мы попробуем! – радостно сказал Минц, потирая крепкие короткие руки. – Несите средний размер.
Раздался визг и женская суета. С хихиканьем швеи притащили сразу три платья. Модели «Красная Шапочка», «Просто Мария» и «Орлица».
Минц выбрал серую обвислую «Орлицу» и предложил надеть ее Кларе Анапко, стройной, как ива, робкой, как тушканчик, швее-мотористке второго разряда. Анапко стала отнекиваться. Тогда вперед выступила Дарья Шейлоковна, художник-модельер фабрики, и сказала, что готова пожертвовать собой и примерить любую модель бесплатно.
Не лишенные чувства юмора работницы фабрики все же настояли на том, чтобы платье надела Клара.
Обливаясь слезами, та подчинилась, и платье повисло на ней, как дряхлая гигантская медуза, севшая верхом на палочку.
– А теперь смотрите, – заявил Минц, как фокусник, который вот-вот вытащит из-за пазухи зайца или шелковый платок.
Он провел рукой над плечом Кларочки, нечто маленькое и плоское прикрепилось к плечу платья, и, повинуясь невероятному закону совершенства, платье резко уменьшилось в размерах, силуэт его точно улегся на тонкую фигурку швеи-мотористки, вытачки и пуговочки тоже нашли свои места, и через минутку директриса фабрики Варвара Ипполитовна погрозила кулаком Шейлоковне, а та рухнула в обморок, так как контраст был непереносим.
Профессор Минц не стал делать секрета из своего нового изобретения. Он вообще не умел держать секретов. Оказывается, ему удалось изготовить микрокомпьютер-закройщик, который работает только тогда, когда готовое изделие соприкасается с человеческим телом. И тогда этот мини-компьютер
Профессор Минц предложил свое изобретение фабрике № 1 имени Клары Цеткин, полагая, что в расчеты ее коллектива и руководства входит превратиться в один из центров мировой моды. Но на деле получилось иначе.
Сначала все согласились. И даже выпустили пробную партию и передали ее на реализацию в универмаг Ванде Савич. Женщины примеряли, удивлялись и вешали платья и пальто обратно на вешалки. А когда Ванда Казимировна спрашивала их, что же не понравилось в изделии, клиентки отвечали:
– Если такое, то уж лучше от Кардена, чем свое.
И переубедить жительниц Великого Гусляра не удалось.
Партию чудо-одежды отправили в Вологду, а тем временем на фабрике произошла революция. Сначала руководство, а потом и рядовые работницы отказались от «штучки»
Минца: фабрика катастрофически теряла свое лицо, мощный отдел конструирования во главе с Дарьей Шейлоковной терял работу, особенно когда обнаружилось, что достаточно задрапировать себя отрезом ткани нужной длины и он превращается в красивое платье без помощи тени Клары Цеткин.
Минцу, не сказав спасибо, возвратили аппаратик, и он, чтобы не пропадать добру зазря, отдал его Ксении Удаловой и старухе Ложкиной, которые на двоих открыли в подвале, выходившем на улицу, «Ателье-молнию». Без всяких объяснений они обещали изготавливать платья в течение десяти минут на теле заказчика. И клиентура нашлась. Немного, но нашлась. Одна девушка спешила в ЗАГС и прожгла свое платье утюгом, а другой жених упал за день до свадьбы в лужу. У Барыкиных сгорел шкаф, а Барыкину надо было на следующий день ехать в командировку. А Римка, хитрая душа, шила себе платья у Удаловой, а наклейки привозила из Вологды. Многие думали, что платья импортные. Но далеко не все.
Вот об этой мастерской и спросил Минц, когда прощался с Удаловым перед отъездом на остров Пасхи.
– Нормально наши дела, – сказал Удалов. – Завтра приезжает делегация из Южной Кореи.
– Вы с ними осторожнее, – предупредил Минц. – Очень хитрые на руку джентльмены.
– Знаем, – согласился Удалов. – Да и моя баба не лыком шита. Сказала, чтоб без предоплаты не появлялись. Пускай открывают счет в нашем городском «Гуснепорочбанке». Нужны счета на строительство нового роддома и машины времени.
– Ты прав, – согласился Лев Христофорович и нежно обнял Корнелия на прощанье.
А Корнелий смотрел вслед автобусу, махал и при этом представлял, как готовятся сейчас женщины к встрече иностранных гостей.
Проводив автобус, Корнелий Иванович пошел домой и по дороге увидал соседского юношу Колю Гаврилова. Коля ехал в своем новом «москвиче», который был замаскирован под «мерседес» специфическим кольцом на радиаторе. Добродушный Удалов поднял руку, узнав соседа, и подумал: «Вот проходит жизнь, одни уступают дорогу, другие растут и, может, составят нашему городу мировую известность…» Коля Гаврилов на Удалова не обратил внимания, вернее, это Удалову показалось, что не обратил, а на самом деле он чуть притормозил, дожидаясь, пока Удалов поравняется с океанской лужей, и тогда, не жалея своей собственности, дал газу так, что облил мутной водой пожилого соседа с ног до головы. При этом он позволил себе лишь снисходительно улыбнуться, не оборачиваясь, но кося взглядом.