Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

Курукин Игорь Владимирович

Глава 6.

КАВКАЗСКИЙ ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ УЗЕЛ

…с некоторою честию и безопасностию из сих персидских дел выйти.

А.И. Остерман

«Вспоможения войсками учинить не возможно»

Планируя свой поход на Каспий, император считал распад Ирана уже состоявшимся, а потому, по мнению ряда историков, допускал, что шах за помощь в сохранении его власти «добровольно откажется в пользу России от прибрежной полосы Западного Каспия и согласится на образование армяно-грузинского государственного объединения под протекторатом России. Может быть, Петр I намеревался создать таким образом «буфер», который мог бы обеспечить неуязвимость Закавказья и прикаспийских владений

России для притязаний Турции^{835}. Однако, несмотря на успехи русских, Иран даже в самой тяжелой ситуации сохранил свою государственность и не утратил амбиций. Активное вмешательство Турции еще больше разрушило существовавший в Закавказье баланс сил, и Россия, н

е решив проблемы Крыма и Азова, втянулась в сложные переплетения закавказской проблемы.

В последние месяцы царствования Петр I как будто отказался от идеи дальнейшего продвижения на Южном Кавказе, но верил, что под угрозой нашествия христиане будут переселяться с занятых турками территорий в «новополученные персицкие провинции». В ноябре 1724 года он повелел Матюшкину «склонять» армян и грузин к выходу, а Левашову поручил отвести им «удобные земли» в Гиляне, отдавать пустующие или конфискованные дома и обеспечить надлежащее «вспоможение и охранение»; подобные же указы были посланы комендантам крепости Святого Креста, Баку и Дербента^{836}.

Указы были получены адресатами уже после смерти императора, и об их исполнении Матюшкин докладывал его преемнице без оптимизма: в феврале 1726 года он писал в Петербург, что армяне переселяться в Баку не хотят, «понеже жалование малое»^{837}. Неудачными в этом плане оказались и происходившие в 1725 году переговоры с выехавшим в Россию картлийским царем Вахтангом VI. Российские министры заявили картлийскому государю о желании Петра I поселить его со свитой в крепости Святого Креста, чтобы он смог привлечь грузин и армян для укоренения на Сулаке, у Дербента и Баку; эти «колонисты» могли бы составить войско в несколько тысяч человек, способное «действа чинить над неприятели, лезгинцы и дагестаны, и берег по Каспийскому морю в безопасное владение привесть». Вахтангу предлагали стать «над всеми тамошними месты главным владетелем», если бы он «изыскивал способы, каким образом лутчее и способнее перезвать как грузинцов, так и армян, и теми народы сильно укрепитца по берегу Каспийского моря». Когда же «в тех местах… укреплено и утверждено будет, то способ тогда может изобретен быть к доставлению ему (Вахтангу. — И. К.) по прежнему Грузии».

Сам же картлийский государь надеялся на скорое освобождение родины с помощью российских войск. Он предлагал построить на Северном Кавказе «близ чеченцов у теплых вод от Терека в двух днях расстоянием» крепость, где они могли сосредоточиться перед походом, и обещал, заняв престол, привлечь на свою сторону Имеретию, Кахетию и горные провинции, а также готовых выступить на его стороне армян. Он не хотел ни оставаться на Северном Кавказе (на Сулаке или в Эндери), ни переселять туда грузин. В ответ бывшему царю было сделано (на турецком языке и с упоминанием его мусульманского имени) заявление о том, что ему «не надлежит его императорскому величеству (Петру I. — И. К.) причитать, будто он от него государства своего лишился, но учинилось то от них самих» (Вахтанг с войском во время похода 1722 года бесцельно простоял в Гяндже, а по возвращения в Картли, поссорившись с царем Кахетии Константином, потерял свой престол и «отдался в турецкую протекцию». Явившись же по приглашению Петра в Россию, «не токмо никакого войска с собою не вывез, но и в том отказал, чтобы для такого поселения из его народу какие люди из Грузии вышли, но что они лутче под бусурманами останутся, нежели б для спасения совести своей на время отечество свое оставить»^{838}.)

Бывшему царю назначили содержание (с 1727 по 1736 год ему выплачивалось ежегодно 26 800 рублей)^{839}, но помощи не предоставили; однако вскоре его опять призвали к деятельности. На состоявшемся в январе 1726 года «тайном совете» приближенные Екатерины I поначалу считали войну с Турцией неизбежной и были готовы расширять владения на Кавказе, о чем и подали соответствующие письменные «рассуждения». Канцлер Г.И. Головкин и его зять генерал-прокурор П.И. Ягужинский предложили овладеть Шемахой как бы «по прошению армян», отстроить крепость на Куре и послать на Кавказ царя Вахтанга, который соберет из армян и грузин «знатную армию» для действий против турок. П.А. Толстой признал, что

война будет стоить дорого, но рассчитывал на помощь сорока или пятидесяти тысяч вооруженных армян под командованием бывшего грузинского царя. Только генерал-адмирал Ф.М. Апраксин настаивал на том, чтобы мир с турками «продолжать».

Эти настроения нашли отражение и в коллективном «мнении» министров (Д.М. Голицына и уже упомянутых Головкина, Толстого, Апраксина, и Ягужинского) — они считали реальной войну с Турцией в следующем году, поэтому было необходимо послать на юг подкрепления, строить крепость на Куре «ради коммуникации с Грузиею и с армяны», отправить царя Вахтанга в Баку и далее к восставшим армянам с «невеликим числом войска» и, в случае нарушения турками договора 1724 года, против них «с армяны иттить по их желанию к Шемахе и оною стараться овладеть». Вахтанг же должен был добиваться союза с шахом и «подать ему надежду, что когда турки от тех мест отдалены и отбиты будут, то из провинций персидских, которые во владении российском, ему возвращены будут»^{840}. Похоже, российские правители действительно верили тогда, что под знамена Вахтанга VI соберется сорока- пятидесятитысячная христианская армия, «понеже его там любят».

Однако фактический руководитель внешней политики вице-канцлер Андрей Иванович Остерман подобных сантиментов не разделял. В январских «рассуждениях» он не участвовал, а 18 марта 1726 года на заседании только что образованного Верховного тайного совета в особой записке представил трезвый анализ внешнеполитических конъюнктур. Остерман успокоил присутствовавших насчет неминуемой войны с турками («Порта вдруг войны с Россиею не желает»), хотя и полагал, что и сохранение «дружбы» с ними не очень-то выгодно: требуя помощи в войне с афганцами, Турция тем самым «желает Россию глубже в те персидские дела обязать, дабы между тем с другой стороны от России безопасною остаться».

Вице-канцлер ясно обозначил неутешительный итог Персидского похода: «1) Время и искусство показали, что не токмо дальнейшие действа в Персии, но и содержание овладенных тамо уже провинций весьма трудное России становится; 2) Что потребные на то иждивении и убытки весьма превосходят пользу, которую от тех провинций Россия имеет и в долгое время впредь уповать может». Он предлагал «подлинно себя определить, или к содержанию всех по трактату России принадлежащих провинций, или хотя токмо тех, которыми ныне владеем, несмотря на потребные на то иждивении и убытки, или что искать с некоторою честию и безопасностию из сих персидских дел выйти».

Ни о каких совместных с закавказскими христианами военных операциях в этих условиях барон даже не упоминал. По его мнению, Вахтанга VI надлежало отправить не в Баку, а в Гилян («в других местах при нынешних случаях от него такой пользы быть не может») — не воевать, а склонять шаха к признанию договоров 1723-1724 годов. Армяне же и «другие народы», считал Остерман, призваны также способствовать «усилению шаха Тахмасиба против его бунтовщиков» и в будущем «под его владением останутся»; пока же они «могут служить для поселения в приморских местах и берегах». Их тем не менее стоит «утверждать» в верности и «в свою сторону удержать надобно для всякого случая»^{841}. К тому времени в Петербург уже прибыл армянский посланец Кевга-челеби с просьбой карабахских меликов об оказании им поддержки. Патриархи и «главные начальники армянские» отмечали, что просили у Петра I военной помощи, а не «перехода их на житье» в российские владения, «и того учинить им не возможно для того, что где они ныне живут, места крепкие и провинции немалые: Генжа, Карабах, Калан, Капан, Сисиян и многия другие уезды обретаются с жителями, которых они собрали и держат в крепких местах, а кругом их со всех сторон неприятели турки и персияне, и естли они, армяне, токмо из своих крепких мест выйдут, то неприятели могут их совсем разорить»^{842}.

Записку Остермана члены Верховного тайного совета слушали дважды- 18 и 28 марта 1726 года. Возражений у них не нашлось — против всех обозначенных пунктов стоит короткая резолюция: «Быть по сему». Вахтанг VI еще 10 февраля 1726 года представил свой план действий, согласно которому русским войскам следовало занять Шемаху и затем овладеть всем Ширваном; из Кахетии, Картли, Армении и Карабаха потекли бы добровольцы, а русские войска не испытывали бы нужды в лошадях и провианте и могли действовать в любом направлении. Для реализации своего замысла царь полагал достаточной посылку одного полка регулярных войск и тысячи казаков и калмыков, к которым присоединились бы грузинские войска для действий против турок^{843}. Однако все его предложения остались без ответа.